И хватит про любовь

Ужин, который Анна хотела устроить, не состоится, сегодняшний ее любовник так и не встретится со вчерашним. Но Ив все больше проникается дружеской симпатией к Гюгу, и даже смерть не помеха этой дружбе. Он перечитал все книги Гюга, стараясь узнать человека, которого любила Анна, и чувствует в его фразах некий сумрачный взгляд на жизнь. Особенно одна, заключительная фраза из “Определения” так и пронзила его: “Лучший день моей жизни, возможно, уже позади”. До встречи с Анной он и сам думал именно так: что лучший день его жизни уже позади. И он точно знает, что женщиной, из‐за которой Гюг разрезал пополам матрас, была Анна. Она как раз такая женщина, из‐за которой можно не пожалеть кровати.

Анна всегда хранила особое, более чем теплое отношение к Гюгу и однажды сказала ему: – Знай, Гюг, если что, ты всегда можешь пожить несколько дней у нас с мужем. Нас это не стеснит, в квартире есть гостевая комната.

После того разговора прошло два года, и как‐то вечером Гюг явился с чемоданом и позвонил им в дверь. Он поссорился со своей подругой и оказался на улице. Анна была в Нормандии, открыл ему Стан, который не знал, что сказать стоявшему на лестнице незнакомцу – Анна ничего не говорила ему ни о каком приглашении, а за это время успел родиться Карл, и гостевая комната превратилась в детскую. Стан впустил Гюга и позвонил Анне. А она по телефону объяснила бывшему возлюбленному, что ситуация изменилась. Гюг не обиделся и пошел ночевать в гостиницу, хотя Стан предлагал поставить ему раскладушку в своем кабинете.

Когда она рассказывала эту историю Иву, в ее голосе слышалась печаль. Она жалела, что отдалилась от Гюга: “а могли бы тогда узнать друг друга по‐новому, стать настоящими друзьями”. Но сказала она вот что: – Досадно. Если бы Гюг тогда остался ночевать у нас, между нами, глядишь, сложились бы другие отношения.

Ив рассмеялся – это прозвучало двусмысленно. Он знал, что Анна обычно называла секс “отношениями”.

Анна и Тома

Анна никогда не вела счет своим визитам к Ле Галю, зато считал он, и в этот раз вверху страницы стоит цифра 1000. Это много. “Ты могла бы на эти деньги купить себе маленький «порше» с разными опциями”, – подсчитал Ив. Не совсем так: Тома купил на них загородный домик в Италии, недалеко от Специи.

Анна знает, о чем хочет рассказать, – о Симоне с его поврежденным глазом. Ее пугает перспектива того, что брат ослепнет. Она говорит о жене Симона и об их детях. А потом признается, что ей страшно представить себе, как ей будет тяжело, если она перестанет чувствовать на себе взгляд любимого брата, станет незримой для него, если зеркало, которое ей так дорого, разобьется. И это так эгоистично, это такой нарциссизм, что ей ужасно стыдно за себя.

Еще ей надо рассказать о вчерашней оговорке. Она гуляла с Карлом и Леа, и с ними был Ив, они собирались все вместе пообедать в кафе, первый раз. При детях Ив всегда для нее не любовник, а “друг”. Она все никак не решится определить, какое место он занимает в ее жизни. А может, не решится никогда, подумывает Ив. Она тщательно избегает любого нежного прикосновения или слова. Карл бежал впереди, перепрыгивая с плитки на плитку, а Леа втиснулась между Анной и Ивом, взяла обоих за руки и висла, как на качелях, визжа от радости. Она с самого начала тянулась к Иву, и эта тяга каждый раз коробила Анну: как будто дочь показывала, что готова принять пока еще тайный, еще не решенный союз, готова пустить в семейный круг любовника матери. Вдруг Леа отстала и задержалась перед витриной с игрушками, и Анна сердито крикнула ей: – Мы опаздываем, все хотят есть. Давай скорее, Нора!

Нора? Анна смутилась и поправилась: – Скорее, Леа!

Надо же – Нора! Она назвала дочь именем своей младшей сестры, словно вернулась в детство, в те времена, когда она гуляла с мамой, папой, сестрой и братьями. Леа, не обратив внимания, прибавила шаг.

Анна весь вечер думала про эту оговорку. И кажется, нашла ей объяснение, которым поделилась с Ивом, а теперь излагает Ле Галю: – Когда рядом Ив, я перестаю быть матерью. – Но… вы же это сказали не Иву. – Нет. – Вы это сказали Леа? – Да. – Значит, объяснение может быть и таким: вы перестаете быть женщиной, когда рядом Леа и Карл. Запрещаете себе.

Анна молчит. Ле Галь увидел эту сцену с другого ракурса, перевернул смысл оговорки. И похоже, попал в точку.

– Может быть, я хочу их защитить.

– Или защититься самой.

Ле Галь очень редко перечит пациентам. Делает это только в том случае, если нащупывает другую подходящую и столь же многообещающую ассоциацию. Он старается исключить из своего лексикона слово “потому что”. Не его дело определять, где причина, где следствие. Он только констатирует. И часто просто подчеркивает сказанное пациентом. Когда однажды Анна обронила:

– Если я уйду к Иву, у меня будет жизнь, о какой я мечтаю…

Тома повторил:

– Да. Жизнь, о какой вы мечтаете. Мечтаете.

“Стан сделал меня матерью, а Ив – женщиной”, – это тоже ее собственные слова.