И.Кошкин За ценой не постоим

Скинув ватник, командир второго взвода размеренно работал саперной лопаткой, расширяя окоп для ручного пулемета. Полесковский, коренастый молодой боец, которого старшина назначил вторым номером в расчет, углублял разбитый ход сообщения. У Талгата, что занял место убитого Зверева, до сих пор кружилась голова, и Медведев приказал ему не мешаться под ногами, а сидеть и набивать диски. От взвода осталась едва половина, поэтому старшина своим разумением сократил фронт обороны вдвое. Разбив оставшихся бойцов на две группы по семь человек, комвзвода-2 решил, что растягиваться в нитку – по двадцать метров между ячейками, смысла ему нет. Первая группа, которой командовал он сам, занимала позицию правым флангом к засеке. Вторую старшина отдал под команду Зинченко, и бывший бригадир начал окапываться между рощами, отдав свой окоп команде «максима». Бронебойщикам было приказано тащить свое ружье в рощу на левом фланге позиции, там же, в недоделанном пулеметном гнезде, засел расчет скорострельного «дегтярева», готовясь перекрывать фронт шириной в триста метров. Сейчас люди бешено окапывались, подгоняемые командиром. Медведев не знал, когда последует новая атака, и личным примером, криком, а пару раз и тычком в грудь выгнал бойцов из их ямок, где те сидели в оцепенении после боя. Старшина заставил красноармейцев рыть, маскировать, таскать хотя бы для того, чтобы у них не было времени вспоминать ужас, который им пришлось перенести час назад. Наконец, Медведев убрал лопатку в чехол и, приказав Полесковскому закончить с окопом, пошел посмотреть, как обстоят дела у Зинченко.

Командир отделения работал, как на стройке. Бывший бригадир руководил бойцами, словно своими строителями, он рыл сам и при этом успевал следить за остальными.

– Мишка, долго тебе еще?

Долговязый сержант внимательно посмотрел из окопа на взводного.

– Хочешь помочь, свет моих очей?

– Где? – спросил старшина, отстегивая лопатку.

Минут пятнадцать оба углубляли окоп, пока Зинченко не оглядел критически работу и не махнул рукой:

– Шабаш.

Сержант принялся утрамбовывать лопаткой бруствер, затем вылез из окопа и вернулся с полной плащ-накидкой снега. Он тщательно засыпал рыжие пятна грязи, замаскировав позицию, и спрыгнул обратно. Сапоги с чавканьем ушли в бурую жижу на дне, и Зинченко, ругаясь, осторожно вытащил ноги.

– Ты чего такой мрачный, Денис?

Сержант видел в командире равного себе по возрасту и заслугам в этой жизни человека, поэтому обращался к нему по имени, естественно, не при бойцах. Медведев молча достал кисет и начал сворачивать папиросу, Зинченко вытер руки об ватник и тоже полез за табаком. Старшина закурил, и, глядя прямо перед собой, сказал:

– Зверева убило.

– Друг был? – спросил сержант и прикурил у комвзвода.

– Да, – ответил старшина.

– А-а-а, – сказал Зинченко и затянулся.

Они молча курили – двое мужчин, сверстников, один – отдавший армии всю жизнь, второй – лишь четыре месяца как ставший солдатом. Из хода сообщения высунулась обмотанная бинтом голова, поверх белой повязки была осторожно нахлобучена солдатская шапка с опущенными ушами.

– А мы закончили, товарищ сержант.

– Чуприн? – удивился старшина.

– Ой, – бывший ездовой поправил шапку и, все так же пригнувшись, неловко вскинул к ней ладонь, – разрешите обратиться?!

Медведев махнул рукой, и Чуприн затараторил:

– Для пулемета сделали и свои ячейки вырыли. Ходы тоже сделали…

– Отдыхайте, – приказал сержант.

– Есть! – снова неловко отдал честь Чуприн.

– А ты чего на батальонный пункт не пошел? – поинтересовался старшина. – Все же раненый, голова, небось, болит.