И меркнет свет

Джуд посмотрел на него, омытого мягким светом свечей, почти как в ту ночь их первой встречи. Тогда у него перехватывало дыхание от его беззаботных улыбок и грязных шуток. А ведь тогда Джуд даже не знал всего, что было скрыто в этом выводящем его из себя, милом, невозможном юноше.

Он сделал вдох и собрался с силами. Ему нужно было удостовериться.

– А если то, что мы должны сделать завтра, – сказал он, – если бы мы это не делали. Если бы сегодня была обычная ночь. Ты бы все еще хотел этого?

Было больно даже думать о мире, в котором они могли провести годы, десятилетия вместе. Будущее, в котором эта ночь стала бы одной из многих, а не последней.

Антон взял его за руку:

– Если ты спрашиваешь меня, хочу ли я это сделать из-за чувства вины, или в какой-то глупой попытке утешить тебя, или потому что боюсь, что иначе у меня этого никогда не будет, то ответа нет. Я хочу это сделать, потому что люблю тебя. Потому что хочу, чтобы ты был со мной, сейчас и всегда. И если «всегда» у меня не будет, то я приму «сейчас».

У Джуда перехватило дыхание. Он ничего так не хотел в этом мире, как поцеловать Антона. Мгновение спустя он понял, что причин не делать этого нет. Он бросился вперед, обнял его и поцеловал чуть ли не отчаянно.

Оторвавшись от любимого, он услышал их дыхание в тишине павильона.

– Это да? – через мгновение спросил Антон.

– Да, – ответил Джуд, подчеркнув сказанное еще одним поцелуем. – Да.

Они встали на колени на коврике, бок о бок. Антон взял горящую свечу, а Джуд другую. Антон протянул ему пламя, и Джуд зажёг от него свой фитиль.

– На самом деле я не знаю, что нужно делать, – признался Джуд. Не то чтобы в Керамейкосе можно было понаблюдать за свадебными церемониями. Он лишь слышал о них от других паладинов, которые выросли в других местах, и те разговоры были короткими. Джуд слишком стыдился своего любопытства, чтобы копать глубже.

Антон улыбнулся:

– Тогда давай просто придумаем.

Он взял лавровый венок и возложил на голову Джуда. Тот же короновал Антона другой рукой и, проведя пальцами по его шее и плечам, нежно оставил их там.

Потом Антон потянулся к кубку с вином, сделал большой глоток, глядя на Джуда темными глазами поверх края. Затем предложил вино Джуду, который накрыл руки новогардийца своими, и поднес кубок к губам. Когда Антон вернул кубок на стол, его глаза казались еще темнее, а взгляд более пронизывающим.

Между ними появилось новое напряжение. Руки Антона тряслись, когда он опустил пальцы в серебристую миску и провел ароматным маслом по лбу Джуда, прежде чем коснуться и своего лба.

– Если бы я мог отдать тебе «всегда», – прошептал Джуд, – я бы так и сделал.

Антон поцеловал его ладонь.

– Уже даешь. Дашь. Это и есть «всегда», Джуд. Прямо сейчас. Сегодня ночью.

Каким-то образом извилистый путь жизни Джуда привел его сюда, к этому парню, и по воле судьбы, случая или выбора, или даже всех трех, он знал, что нужно держаться за него, любить его, сколько он еще мог. Теперь Антон стал частью его, как его руки, легкие и его сердце.

Джуд закрыл глаза, когда Антон провел большим пальцем по его виску и по нижней губе.

– Антон, – снова произнес Джуд, опуская пальцы в елей и нежно касаясь ими губ Антона.

Они раскрылись, и Джуд наклонился вперед. Это был не столько поцелуй, как намек на него, но что-то глубоко внутри заболело, когда Антон снова поцеловал его. Губы были горькими от елея.

Они отстранились друг от друга, и Антон встал на ноги, за пару шагов пересек павильон, прежде чем повернуться к Джуду и протянуть ему руку.

Мгновение Джуд не шевелился, глядя на Антона. Он чуть не сказал «Стой». Чуть не сказал: «Еще один день. Еще одна такая ночь. Всего одна, и этого будет достаточно для меня. Давай останемся здесь, пока звезды не догорят и небо не потемнеет, и это мгновение, эта ночь не превратится в вечность».

Но вместо этого он взял Антона за руку и переплел их пальцы.

Одна ночь. Вечность.

А учитывая приближение конца света, какая разница?

45. Беру

Народ Чариса упал на колени, склонившись перед богом. За их спинами вулканы, окружавшие остров, выпускали густой черный дым.

Бог смотрел на них с вершины Великой лестницы.

С неба на Тарсеполис обрушилось пламя. Паллас Атос был потоплен в реке крови. Эндаррион пал от мора. А теперь Чарис погибнет под покрывалом из наполненного дегтем дыма и рек плавленного камня.

– Эти вулканы создали этот остров, – сказал бог. – Как и я создал этот мир. Но теперь создатель становится разрушителем. Это естественно, видишь ли.

Лава каскадом неслась по склону горы густыми, неровными волнами. Беру беспомощно наблюдала, как город исчезает под облаками дыма, скрывая отчаянных людей, бегущих к морю, молящих бога, которому было все равно.

«Если ты не остановишься, – в отчаянии подумала Беру. – То ничего не останется».

– Останусь я.

46. Хассан

Утро началось с дождя.