Закат между тем погас, сменившись ночью. На небо наползли тучи, мгла сгустилась, у зимовья запылал огонь. Позже дувший от реки ветерок принёс запах подгоревшей каши. Спустя ещё час от строения донёсся едва слышный скрип двери. Костёр догорал, в его свете изредка появлялась тень человека.
— Нужно подкрепиться и нам, — сказал, глядя туда, Лосев.
Орокан достал из мешка и раздал всем по куску жареной оленины с сухарем, не забыв и собаку. Та вела себя спокойно — голоса не подавала, чутко стригла ушами. Василий принес из каменной чаши неподалеку котелок воды. Попили.
— Интересно, сунутся ли энкэвэдэшники снова поутру? — утёр Трибой ладонью губы.
— Это вряд ли, — кряхтя, поудобней устроил ногу Громов.
Старик наложил на его стопу какие-то листья, туго перебинтовав обмоткой. Боль стихала.
— И я так считаю, — пожевал травинку майор. — Тут им ходу нет. Всех положим. Опять же лишились ищейки. Без неё потеряют след. Короче, утром поглядим. Если не атакуют, пусть уходят.
— Не согласен, командир, — сказал молчавший до этого Шаман. — Отпускать тварей нельзя. Уйдут, а потом вернутся и будут гнать нас до упора. Век воли не видать.
— И что ты предлагаешь?
— По-тихому спуститься вниз, кончить часового и захватить остальных сонными. У меня два десятка ходок за линию фронта. Что-что, а это умею.
Возникло долгое молчание, а потом Лосев сказал:
— Принимается. Идём вдвоём.
— А мы? — спросили Трибой с Василием.
— Остальным быть здесь. В случае чего прикроете. Если всё нормально — подадим сигнал.
— Лучше всего идти в конце ночи, — дал совет Орокан. — Тогда сон крепче.
— Знаем, отец, спасибо, — поблагодарил Шаман, перематывая портянки.
За три часа до рассвета, когда тьма сгустилась и над рекой заклубился туман, Лосев проверил автомат, а Шаман остроту кинжала. Оба неслышно поползли с увала к воде. Там на несколько минут затаились у упавшей ели, прислушались. Потом перебрались на другой берег.
До зимовья оставалась сотня метров. Передохнули, всматриваясь в размытое пятно костра. Он угасал. Изредка появлялся абрис часового, ходившего вокруг зимовья, в плащ-палатке с капюшоном. На груди блестел росой автомат.
Тихо пошептавшись, расползлись по сторонам.
Костёр малиново отсвечивал углями, страж в очередной раз вышел из мрака… Лосев швырнул в сторону прихваченный голыш — часовой обернулся. В тот же миг сзади метнулась тень. Зажав солдату правой рукой рот, левой Шаман всадил в сердце лезвие кинжала. Раздалось тихое бульканье и хрип. Шаман осторожно опустил часового на землю.
«Дверь», — прошипел, вскакивая, майор. Бросились к зимовью. Уцепив лежащее под стеной бревно, плотно приперли им дверь. Лосев метнулся к окошку. Плотно прижавшись сбоку, Шаман, вложил в рот пальцы и издал громкий свист.
Майор же всадил в окно очередь, заорав: «Сдавайтесь! Дом окружён!»
Внутри раздались крики. Ответно ударили выстрелы, с двери полетели щепки.
— Ах так! — взъярился Лосев и, скользнув к двери, дал ещё очередь.
Шаман с автоматом часового страховал рядом.
Через несколько минут, тяжело дыша, из темноты возникли Трибой с Василием и Орокан. Лосев повторил команду. Тишина.
— Хорошо. В таком случае поджигаем зимовье!
Прибежавшие стали носить к боковой стенке оставшийся за костром хворост. Трибой, раздув огонь, взял в руки головешку.
— Чёрт с вами, — глухо донеслось изнутри. — Сдаёмся.
— Выкидывайте оружие в окно! — приказал Лосев.
Наружу выбросили несколько автоматов и «ТТ».
— Все!
На землю полетело остальное оружие, после чего бревно отвалили от двери.
— Теперь на выход!
Настороженно озираясь, с поднятыми руками из дверного проема, пригибаясь, вышли пятеро. Встали под дулами у окошка. Ночь между тем кончалась, засерел рассвет. Где-то в кустах запищала птица.
Трибой с подобранным автоматом нырнул внутрь, быстро вернулся.
— Пусто. Кроме двух убитых. Ещё теплые.
— Кто старший? — сделал шаг вперёд Лосев.
— Я, — поднял голову один. Рослый, лет двадцати пяти — Старший лейтенант Храмцов.
— Где ещё трое?
— Закопали за зимовьем. Там старая яма.
Обыскав пленных, приказали им вытащить тела убитых из дома и зарыть в том же месте.
— Что будем делать с чекистами, командир?
— свернул цигарку Шаман. — Пустим в расход?
— прикурил от головешки.
— Нет, Паша. Мы ж не они. Отпустим.
— Верно, — добавил Василий. — Пускай идут. Только надо сменяться одежкой и обувкой. У них в самый раз, а наша во! — приподняв ногу, показал оторванную подошву.
Как только пленники закончили работу, их заставили снять обмундирование и сапоги.
— Расстреляете? — хмуро спросил лейтенант, швырнув наземь старую лопату. Остальные подавлено молчали.
— Нет, — ухмыльнулся Шаман. — Разменяемся баш на баш и топайте к своему начальству. Пускай надерёт вам жопу.
Спустя полчаса «охотники за головами» ходко исчезли среди деревьев. Оставшиеся молча наблюдали. Теперь все, кроме старика, были в армейском х/б и добротных яловых сапогах. Поверх гимнастёрок — рыжие стёганые бушлаты, на головах синие фуражки.
— За сколько примерно дойдут до лагеря? — спросил Лосев Орокана.
— Недели две-три, начальник. Это если не пропадут в тайге, — старший удэге отмахнулся от налетевшего гнуса.