Не до конца осознав происходящее, я попробовала привстать и оглядеться. Открывшаяся моему взору картина заставила застыть. Дорога действительно шла через лес, и по ней нас нагоняли всадники. Одна из двух привязанных к повозке лошадей, упав, застопорила наше движение. Воинов Миролюба рядом не было. Я бросилась на пол повозки и, свернувшись клубком, крепко зажмурилась, повторяя: «Мамочки-мамочки-мамочки…» Собственный шепот показался мне ужасно громким, и я зажала рот ладонью. В голове было пусто. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем повозка покачнулась, когда на облучок кто-то запрыгнул. Я тут же вспомнила, как вскрикнул возница. Он так серьезно ранен, что не может больше править?
Рядом вдруг очутился Горислав и, крикнув мне «Не поднимай голову!», одним взмахом перерубил поводья упавшей лошади.
– Гони! – заорал он и хлопнул испуганно рвущегося прочь второго коня по крупу.
Лошади рванули вперед, и меня снова замотало из стороны в сторону. Преследователи больше в нас, кажется, не стреляли. Теперь воины Миролюба попарно отставали, выпускали по стреле и тут же вновь обгоняли повозку. Им на смену спешили следующие. Понять, достигают ли их стрелы цели, было невозможно. Я вспомнила о волшебной меткости Альгидраса, но его среди отстреливавшихся воинов не было.
Лежа на дне повозки, я смотрела на то, как мимо, четко следуя командам Миролюба, проносятся стрелки, и думала почему-то о том, что они очень молоды. В моем времени такие ходят в институты, на дискотеки… Если бы было можно, я бы растянула этот момент неизвестности до бесконечности, потому что, стоило подумать о вероятном финале этой погони, как грудь сдавливало так, что не получалось нормально вдохнуть.
Вдруг мы остановились. Мужчины впереди что-то кричали. Я слышала, как Миролюб отдает команды. Остатки полога слева отлетели в сторону едва ли не вместе с креплением. Я испуганно вскинула голову, но это оказался Горислав.
– Руку давай! – приказал он, и я послушно ухватилась за протянутую ладонь. Его рука была горячей. Выдернув меня из повозки, он бросил: – Стой здесь. – И кинулся отвязывать оставшегося в живых коня.
Я старалась не думать о том, что мне предстоит скакать верхом. Вместо этого я огляделась, пытаясь понять, что произошло, и тут же увидела поваленную ель. Было ясно, что она повалена специально. Крона скользнула в четко расчищенную для нее просеку на противоположной стороне дороги. Перегородивший путь ствол не представлял для всадников большого препятствия, но повозка дальше двигаться не могла. Часть нашего отряда уже была на другой стороне. Альгидрас и четверо воинов Миролюба, находившихся по эту сторону от ствола, целились из луков в наших преследователей. Миролюб напряженно застыл рядом. Не успела я порадоваться тому, что с ними все хорошо, как взгляд зацепился за безжизненно свисавшую с облучка руку возницы, имени которого я так и не спросила. Я зажала себе рот и услышала чье-то ругательство. Горислав наконец отвязал лошадь, но его ладонь была в крови.
– Падет, – коротко бросил он.
Миролюб кивнул и привстал в стременах, точно собираясь спешиться. Крики погони слышались все ближе.
– Не дури, княжич, – откликнулся Альгидрас и протянул мне руку: – Давай сюда.
– Шестеро! – скомандовал Миролюб, опускаясь в седло, и его конь красивым прыжком перемахнул через поваленное дерево.
Один из воинов, находившийся с той стороны, что-то сказал товарищам, сжал бока своего коня коленями и миг спустя уже разворачивал его у брошенной повозки, одновременно вытаскивая лук. Миролюб оставил их здесь прикрывать наш отход? Шестерых против целого отряда? Он оставил их… умирать? Я в ужасе смотрела на дружинника, сосредоточенно целившегося из лука. Это был тот самый курносый воин, который расспрашивал Альгидраса о Прядущих. Совсем мальчишка.
– Ну же! – поторопил меня Альгидрас.
На ватных ногах я шагнула к нему, не в силах отвести взгляда от оставшихся на смерть людей. Боковым зрением увидела, что Горислав оттолкнул ладонь Альгидраса:
– Не дури, хванец. Двоих не унесет.
Я непонимающе обернулась к нему, и он тут же схватил меня за локоть. Не успела я опомниться, как уже сидела на его коне. Сам Горислав потащил коня к поваленному дереву, приказав:
– Держись что есть мочи.
Я протестующе замотала головой, но без толку. Пришлось зажмуриться и вцепиться в седло изо всех сил.
– Пригнись! – услышала я крик Альгидраса, и огромный зверь подо мной взмыл в воздух.
Я почувствовала, как стукнулось о дерево одно из его копыт, нас занесло, но приземлились мы удачно. Открыв глаза, я увидела, как Горислав, успевший перемахнуть через ствол вслед за нами, что-то быстро шепчет коню в ухо. Это все заняло лишь нескольких секунд, но мне показалось вечностью. Как в замедленной съемке я наблюдала, как он целует лошадиную морду, потом поднимает на меня взгляд и выдыхает:
– Пошел.
Его глаза кажутся в этот миг бездонными, и в них – вечность.