И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове

— Остынь, Ванюша, — успокаивал брата Никодим, но тот уже озирался по углам, отыскивая что-нибудь тяжёлое. Вдруг он рванулся в переднюю, где лежал топор, но на пути его встали Ростовцев и Никодим.

— Не держите его, — сказал Свердлов. — Пусть хватает нож, топор, винтовку. Он же научился убивать братьев, своих ли, немецких — какая разница...

— Вы и есть враги революции! Вы против войны, хотите Россию немцам отдать!

— Не говорите глупостей. Вы же сами не верите в то, что плетёте. Понимаю, вам пока трудно во всём разобраться. Но придёт время, и вы поймёте... Если не будет поздно. Ведь что ни говори, а пуля — дура.

— Не позволю... — уже не грозился, а стонал Иван.

— И землю не просить у буржуев нужно, а отбирать, потому что даже комочка глины никто ещё добровольно не отдавал...

Когда Свердлов и Григорий уходили, Иван, уронив голову на стол, сквозь слёзы лепетал: «Не позволю...» Но это не была истерика хмельного человека — это были слёзы отчаяния.

Глава семнадцатая. «Благо тому, кто уяснит свои стремления»

На Широкой жила семья Бессеров, екатеринбургских друзей Якова Михайловича. Кирочка была ещё совсем ребёнком, когда там, в Екатеринбурге, познакомилась с Яковым Михайловичем. Запомнились ей добрые, всё понимающие глаза, чёрные, как смородина. Всякий раз, когда Свердлов появлялся у них в доме, ей становилось радостно, а главное — всегда интересно.

Но обычно Кирочка грустила. Она часто болела и, видимо, поэтому страдала, попросту говоря, хандрой. Её родители, Александр Александрович и Лидия Ивановна, переехавшие в Питер, летом увозили её в деревню.

«Чем живёт, о чём мечтает это юное существо? — нередко размышлял Яков Михайлович. — Она увлекается скульптурой, но, должно быть, это пока ещё поверхностное увлечение».

И он слал письма — из тюрьмы, из ссылки — не только отцу и матери, но и Кире. Он отвечал ей на письма. Вот, к примеру: «Трудная штука избрать что-либо такое, что удовлетворило бы. Благо тому, кто уяснит свои стремления и сразу же сумеет повести занятия по выбранному предмету. Это мало кому удаётся, особенно у нас на Руси. Я всё же думаю, что больше всего внимания Вы должны уделять работе над скульптурой, изучая, с одной стороны, технику, с другой — историю искусства вообще».

Она хранила его письма. Иногда это были простые поздравления к празднику, но даже в них Кира находила что-то очень важное, очень существенное для себя, словно умел этот человек почувствовать, что ей более всего необходимо.

Каким уверенным в своей правоте нужно быть, чтобы в тюрьмах, ссылках не потерять себя: чувство полной оторванности от всего мира, от всего, что дорого, близко, — это ужасно тяжёлая штука... Особенно для человека с такой кипучей энергией, читала между строк Кира. «В самом бродят такие силы, которые не дают сжиться, примириться с окружающим...» Она восторгалась его умением даже в самые тяжёлые минуты верить в будущее. Ах, как это важно! Как училась и учится у него она! Мама понимает это и, может, потому с таким удовольствием читает ей письма.

— Ты подумай, Кирочка, ведь письмо из ссылки. Из ссылки!.. «В общем же жить можно. Вскрылась река, кругом лес шумит, проезжают лодки за лодками, скоро покажется и пароход... Всего-всего доброго и бодрого... Надеюсь встретить Киру и Вас здоровыми. Не скоро? Что ж из этого. Не век же проживу здесь. Сохранюсь, уцелею, не превращусь в „обломок“ человека...»