И ни на одно мгновение дольше

– Ну, тогда давайте поднимемся немного повыше: у меня здесь есть роскошное место для созерцания, медитации и покаяния.

Площадка под самой вершиной, куда они пришли, на другом, очень крутом склоне горы, была действительно великолепной. Под небольшим навесом из жердей, накрытых еловыми ветками, примостился маленький столик и широкая лавочка.

– Я здесь иногда ночую, чтобы утром полюбоваться великолепным рассветом, – пояснил Андрей. – Домик бы здесь построить на горе – я бы в нем и жил… Но я же не один такой умный, другим это не понравится.

Павел с удовольствием уселся на скамейку. Прямо перед ним открывался фантастический вид. На бесконечной, покрытой лесом равнине, кое-где поднимались невысокие холмы. Внизу под обрывом, отсвечивая серебром, из-за горы вытекала река. Чуть дальше она сужалась, сжатая двумя черными скалистыми берегами. Вдалеке были видны, почти скрытые в зелени садов, крыши деревенских домов, которые отсюда казались маленькими и уютными. Сделав еще два поворота, река пряталась в хвойном лесу.

Казалось, что за далеким горизонтом, там, где лес, превратившись в синюю дымку, соединялся с белесо-голубым небом, находится совсем другой сказочный мир.

Андрей присел на самый краешек скамьи, опустил на землю свой рюкзак и не спеша вытащил из него несколько свертков и прозрачную пластиковую бутылку со светло-коричневой жидкостью, напоминающей по цвету коньяк.

– Самогон, настоянный на молодых сосновых шишках, – похвастался он. – Профилактика инсульта. Полезное с приятным, – шутливо добавил музыкант и достал из-под скамейки складной стаканчик. – А вот второго нет. Я здесь обычно один.

Он развернул свертки. В них оказался свежий зеленый лук, два толстых куска жареного мяса, соленые огурцы и хлеб.

– Так у нас настоящий пир! – потирая ладони, воскликнул Павел.

Через полчаса, когда бутыль наполовину опустела, они перешли на «ты» и Андрей рассказал, как оказался в деревне.

– В середине девяностых накануне выборов президента меня попросили выступить на концерте в поддержку основного кандидата. Пообещали хорошо заплатить. Я тогда был такой наивной помесью князя Мышкина с Бобом Марли. Еще стеснялся отказываться. Да и постоянный алкоголь…

Рассказывая, он не переставал улыбаться и, чуть прищурившись, смотрел прямо перед собой: то ли вспоминая дела прошлых лет, то ли любуясь окружающим миром.

– За пару дней до этого мероприятия со мной связались по телефону организаторы и уточнили свои условия. Оказывается, я должен перед выступлением произнести заготовленный ими текст о моей большой любви к кандидату. А потом еще этот вечно пьяный дядя должен был выйти на сцену и спеть вместе со мной какую-нибудь песню.

– Я хорошо помню тот концерт, – сказал Павел. – Его каждый день по телевизору показывали до самых выборов. Почти все звезды участвовали.

– Да, – Андрей кивнул головой и глубоко вздохнул. – А меня заклинило. Я по молодости пока на эстраду пробирался часто впроголодь жил. Знакомые предлагали в кабаках петь: там деньги хорошие, но это означало бы конец надеждам на что-то толковое. Кабацкие музыканты – это уже предел развития. За бабки так и будешь лабать всю оставшуюся жизнь по заказу пьяной публики. А с политикой, кстати, то же самое: стоит один раз в эту хрень окунуться – не отмоешься. Короче, я отказался. Тем более тот кандидат… – Андрей поморщился. – Ну не мое это все.

– Я тебя понимаю, – поддержал Павел.

– В этот же день вечером в клуб, где у меня было плановое выступление, приезжает парочка – шерочка с машерочкой. Молодой суетливый карьерист с горящим комсомольским взором, похожий на голодного кролика, и с ним крашеная девка с кривым начесом на раскрашенной голове. Будто она только что выбралась из чьей-то койки. Рот полуоткрыт, в глазах похоть… Тогда такие у «Интуриста» на улице Горького стояли. Видимо, эта пошла на повышение.

Павел хорошо помнил то время. Зарплата в институте была нищенской, да и выплачивали ее нерегулярно. Как-то он оказался рядом с Кремлем и видел этих красоток, выжидающих клиентов у входа в теперь уже снесенной гостинице. В ярких коротких завлекающих платьях они выделялись среди хмурых всегда куда-то спешащих жителей. Это были обычные смазливые девчонки с окраин развалившейся советской державы, решившие подзаработать проституцией. Но тогда они казались недосягаемыми представителями нового, манящего удовольствиями западного мира.