И ни на одно мгновение дольше

– Ромочка, – Яна резко повернулась и уселась к нему на колени. – Ведь время, как песок между пальцами утекает. И другого ни за какие деньги не купишь. Лег спать молодым, а проснулся стариком. Неужели ты всю жизнь собрался под чужими машинами просидеть?

– Если бы я в школе хорошо учился, то может быть в пилоты пошел или капитаны корабля. Ходил бы по морям и океанам. Но меня в технаре только этому и научили. Поэтому буду гайки крутить. Только я не пойму, что в этом плохого и почему мне этого в старости стыдиться придется?

– Ну не стыдиться. Я не это говорила. Но ведь обидно, что какая-нибудь дура ленивая с соломой вместо мозгов и силиконом вместо тела будет на тебя, как на клопа смотреть только из-за того, что бриллианты у нее на шее дороже стоят, чем твоя зарплата за всю жизнь.

– Трудно тебе придется, если ты на мнение какой-нибудь куклы будешь внимание обращать. Ты прав – сама я дура, соломой набитая. Но веришь, у меня чесотка начинается – так хочется этой выдуманной мною же девке нос утереть.

– Потратить жизнь, чтобы доказать, что на тебе бриллиантов больше, чем на чьей-то дочке или любовнице?.. Ну да… Про солому ты, пожалуй, права. Так ради этого ты убежала из-под венца?

Дина встала с его колен, почему-то обидевшись. Помешала пельмени деревянной ложкой.

– Нет. Убежала не только из-за этого.

– А из-за чего?

– Ты вряд ли меня поймешь, – она опять повернулась к нему от плиты. – Что меня ждет в деревне? Всегда быть лишь дочерью своей, всем известной матери? Всю жизнь слышать: «А вы очень похожи на вашу маму». Понимаешь, мне хочется быть собой, а не ее тенью.

Рома отвернулся и посмотрел в окно на пустую деревенскую улицу. Дина хотела добавить, что умчалась в Москву еще потому, что той ночью поняла, что может испортить жизнь ему – самому дорогому человеку. Ведь она тогда была уверена, что он большой очень добрый ребенок. И после свадьбы всю свою жизнь ей бы пришлось защищать его от реальности. Лепить и раскрашивать глиняных кукол в его мире. А про свои мечты пришлось бы забыть. Но дело даже не в этом. Не было у нее уверенности, что через несколько лет в какое-нибудь осеннее тоскливое дождливое утро не сорвется она сломя голову в другую жизнь от своего, уже привыкшего к ее заботе большого ребенка и, не дай бог, еще и от маленьких.

– Я все понимаю, – наконец сказал Рома. – Тебе скучно в нашей деревне.

– Ну нет, не так. Человек – это то, о чем он мечтает. Скажи мне, о чем ты мечтаешь, и я скажу, кто ты. А я, как дура, все еще не могу определиться. Понять. Что я хочу. Утром я мечтаю об одном, а вечером посмотрела кино, полистала смартфон и уже совсем о другом. Ты прав: как говно в проруби. Ни в Москве у меня не получилось, ни здесь, ни в Париже.

– Может, тогда дело не в месте, а в тебе?

– Думаешь, я об этом не думала? Конечно во мне. Вот о чем ты мечтаешь?

– Ты  же знаешь. Прожить до старости вместе с любимой женой, с детьми. Заниматься тем, что нравится мне самому и что нужно людям. Это же просто.

– Для тебя просто. А я не знаю, что хочу. И не знаю, как мне определиться.

– В этом тебе никто не поможет, – Рома наконец стал понимать, о чем она говорит. – Мне действительно проще: я всегда знал. Всегда мечтал о мастерской. Всегда мечтал стать хорошим отцом. Может, потому что у меня самого отца никогда не было. Мечты – они же не на пустом месте появляются. Вспомни, как появились твои. Может иногда это и не мечты вовсе, а так, детские хотелки? Может, если убрать из жизни всякую шелуху, рекламу и картинки в интернете, другую ненужную дрянь, то твои мечты изменятся? Некоторые живут, глядя на мир сквозь монитор. А того «Замониторья» может и не существует, – Рома показал на кастрюлю, про которую Дина совсем забыла. Вода с пельменями кипела, вырываясь большими пузырями из-под крышки. – У тебя такая умная мать. Поговори с ней. Одно я знаю точно – счастлив человек или нет не зависит от его благосостояния. И от барахла, которое можно купить за деньги.

– А что для тебя счастье? – тихо спросила девушка.

– Быть нужным для того, кого я люблю, – он ответил не раздумывая, потому что давно решил для себя этот вопрос.

Дина сняла кастрюлю с плиты. Слив содержимое через дуршлаг, оставила в раковине вместе с пельменями и села на табурет напротив Ромы. Она опять смотрела на него так, будто видела впервые.

– Ты знаешь, – задумчиво произнесла она, – я всегда считала, что я взрослая, дальновидная, а ты добрый… – девушка замялась, подыскивая нужное слово, – добрый мечтатель и фантазер. Но теперь мне кажется, что все наоборот. Это я избалованная, безответственная девочка, которая сама не знает чего хочет. А ты…

За окнами послышались шум подъехавших машин. Роман посмотрел в окно.

– Сиди здесь. Я сейчас, – резко сказал он. – Никуда не выходи.

Только он открыл дверь, как увидел, что через распахнутую калитку к дому направляются несколько человек с бейсбольными битами. Это были земляки погибших.

– Ну что, сука, попался! – крикнул тот, кто шел первым и замахнулся.