И оживут слова, часть III

Он некоторое время смотрел на меня так, словно оценивая, пойму ли я вообще хоть что-то, а потом повернулся к Миролюбу и сказал:

— Когда ты бьешься на мечах, княжич, ты можешь либо защищаться, либо нападать. И даже делая это разом, большую часть себя ты отдаешь чему-то одному. Альгар стреляет, используя Силу. Верно, тогда он оставил на защиту лишь малую ее часть. Или же вообще еще не сознавал, что делал. Коль опасность велика и Сила не может ее отразить всю, то она переводит большое зло в малое. Рана заживет. Сила ей поможет. Если в меня будет лететь сотня кинжалов, Сила не отразит их все, но цели достигнут лишь те, что причинят меньший вред.

Миролюб несколько секунд смотрел на Алвара, потом вдруг сказал:

— В Каменице я на днях руку обжег. В харчевне о край блюда, — Миролюб продемонстрировал заживший ожог, на который я обратила внимание еще в тот день, когда он отпрашивал меня у Добронеги погулять по городу. — Твоя работа?

Алвар улыбнулся и покачал головой:

— Не моя. Но твои люди были очень назойливы, светлый княжич. Мои могли ответить. Глед очень не любит, когда ему докучают, Азир тоже мог забыться.

Миролюб прищурился и, кажется, хотел что-то сказать, но не стал. Алвар же повернулся ко мне:

— Пойдем, краса. Усажу тебя на твоего прекрасного скакуна.

Дальнейший путь проходил в тишине. На этот раз мы ехали под двое. Впереди — Миролюб и Альгидрас, позади мы с Алваром. У меня мимолетно мелькнула мысль, с кем из нас двоих Альгидрас так не хотел ехать, что предпочел общество Миролюба, но потом я поняла, что не хочу портить себе настроение. Вместо этого я задумалась о словах Алвара. Это звучало дико, но ведь нож на самом деле не долетел до его груди. И после был теплым — я потрогала. И феноменальное умение Альгидраса стрелять… Ну не могло же оно быть само по себе? Потому что природа не наделила его богатыми физическими данными, однако его стрелы летели на немыслимое расстояние и с поразительной точностью. Потому я была склонна думать, что Алвар не врет. А еще, и это, пожалуй, было самым главным, похоже, всему рассказу Алвара можно было верить. И про Истинных, и про Деву. Вот только думать об этом всерьез было дико. Я попыталась, но поняла, что мой мозг ведет себя точно так же, как было, когда я только оказалась в этом мире. Он предпочитает делать вид, что все это не по-настоящему. Обесценивая смерть Горислава, уменьшая масштаб опасности самой войны. Я просто не могла думать об этом всерьез. Я снова чувствовала себя так, будто я герой компьютерной игры, где можно сохраниться и переиграть. Демонстрация Алвара этому лишь помогала, усиливая ощущение нереальности. Я боялась представить, каково сейчас прагматичному Миролюбу. Ведь война перешла из понятной ему плоскости в совершенно иную, ту, где бесполезен меч. Я тяжело вздохнула, от всей души сочувствуя Миролюбу.

— О чем вздыхаешь, краса? — тут же спросил Алвар.

Я обернулась к нему. Он выглядел задумчивым, и обратился ко мне, кажется, из вежливости, но я не удержалась от соблазна спросить:

— А брат Сумиран, какой он?

Я на самом деле не могла себе представить, как может выглядеть человек, создавший целый мир. Алвар нахмурился и помедлил с ответом, а потом признался:

— Я не знаю, как тебе рассказать. Он… он всегда был и всегда будет. Думая об Огне, я всегда думаю и о нем. Он — часть меня.

— Но как же тогда ты собираешься воевать против него?

Алвар покачал головой и отвел взгляд.

— Или ты не собираешься? — спохватилась я, холодея от этой мысли. — Ты… На чьей ты стороне?

Мне показалось, что Миролюб и Альгидрас придержали коней, хотя оба делали вид, что не слушают наш разговор.

— Я с Альгаром, — негромко ответил Алвар. — На той стороне, что он выберет.

«Час от часу не легче», — подумала я. Альгидрас перестал притворяться, что не слушает, и резко сказал что-то по-кварски.

— Говорит, что ненавидит меня, — доверительно сообщил Алвар.

Альгидрас вновь что-то сказал, Алвар скривился, как от зубной боли, и произнес:

— Это он плохое сказал.

Я покачала головой. Очень хотелось спросить, что Алвар будет делать, если Альгидрас не захочет объединять его ненаглядную святыню. Но мне стало жаль Алвара, поэтому я молча уставилась в спину Альгидраса, гадая, не страшно ли ему сейчас, когда от его решения зависят жизни стольких людей. И осознает ли он степень опасности, и справится ли он с ней? И что теперь вообще будет?

Я вдруг подумала о том, что еще несколько недель назад переживала из-за неизвестности и приближающейся смерти. Теперь же я не была уверена не то что в своем будущем — существование целого мира вдруг стало под вопросом. И решалось все на моих глазах. Несмотря ни на что, я была благодарна судьбе за возможность оказаться здесь, прожить настоящую жизнь, яркую, сумасшедшую, опасную, влюбиться, обрести семью. Смерть как расплата за все это уже не казалось столь ужасной ценой. Как славно, что однажды Павел Николаевич предположил, что я смогу написать историю.