И пепел наш смоет Нева (СИ)

На глаза своему заместителю он попался лишь дважды, и оба раза Воронцовой не понравились. Первое их «столкновение» произошло, когда Мария пришла в отдел, ответственный за создание децентрализованной системы шифрования данных — сама девушка как программист работала в связке с директором «шифровальщиков», поэтому ничего неординарного в тот день в общем-то не происходило. Разве что, кроме того факта, что в центре просторного кабинета сидел Сергей, примостившийся на краю стола того самого директора и что-то азартно объяснявший собравшимся вокруг него коллегам.

Она снова кивнула ему, но в ответ получила лишь легкую усмешку и мелькнувший поверх узких темных очков высокомерный взгляд.

— Останься, Мария, тебе тоже будет интересно послушать, а переговорить мы всегда успеем, — мужчина, к которому она пришла, уступил ей кресло и завороженно посмотрел на главу компании, — Продолжайте, Сергей, пожалуйста.

Разумовский как ни в чем не бывало продолжил вещать. И конечно же никого, кроме Воронцовой, не смутило, что миллиардер вообще-то терпеть не может говорить на публику, и подобного рода «лекции», да еще и вкупе с его щеголеватым видом и насмешливыми интонациями — это что-то абсолютно из ряда вон выходящее. С чего бы вдруг Сергею, который каждый при разговоре с самым мелким и незначительным журналистом нервничает до полуобморочного состояния, начать ни с того ни с сего одеваться в костюмы от Burberry, общаться с коллективом и смотреть на свою заместительницу так, словно она — не более чем забредшая не на тот этаж уборщица?

Девушка вздохнула, заметив пластырь на ладони мужчины.

Он злится, что я бросила его в тот день?

Разумовский громко рассмеялся какой-то своей шутке и снял очки, зацепив их за расстегнутую на две верхние пуговицы рубашку. Пригладив уложенные в идеальное каре волосы, он продолжил, но теперь Мария заметила то, что до этого момента скрывали от нее темные стекла в золотой оправе.

Взгляд Разумовского, несмотря на искрившуюся в нем холодную надменность, был беспокойным. Каждый раз, когда он терял нить повествования или сбивался из-за заданного кем-либо вопроса, голубые глаза испуганно расширялись, тотчас же обращаясь за поддержкой и защитой к тому, кто, по всей видимости, стоял в дальнем плохо освещенном углу комнаты.

Точнее — к тому, кого Разумовский там видел.

Ему требовалось меньше минуты, чтобы, только начав мешкаться, тут же получить от Волкова силу, в которой он болезненно нуждался, и продолжить спокойно пребывать в образе гениального миллиардера-филантропа. И сказав, что этот образ выглядит неестественно, Мария бы соврала. Сергею шли эти повадки «не такого как все» гения, этакого знающего себе цену питерского принца, которого все принимают по большей части лишь потому, что боятся, а не почитают и любят.

Самой же Воронцовой такой Разумовский казался жутким.

Ей казалось, что именно в таком образе он опасно приближается к той самой границе, которая отделяет его от всепоглощающего безумия. Полного и абсолютного, а не такого, как сейчас — периодического, если не сказать «пассивного».

И вот он балансирует на этой грани, как на лезвии ножа, и никто не знает, когда он сорвется вниз, да и сорвется ли?

Но все то же плохое предчувствие упорно наталкивало девушку на мысль, что срыва не миновать. И что все то, что происходит сейчас — лишь предыстория к событиям, которые когда-нибудь перевернут жизнь многих людей с ног на голову.

Вторая встреча с Сергеем Марию в правоте собственной интуиции только убедила, несмотря на то, что по продолжительности она не насчитала бы и десяти минут.

За день до официальной презентации к ним в офис начали стекаться особо любопытные любители журналистских расследований. С некоторыми из них у пиарщиков «Вместе», а также и у самой Воронцовой были назначены официальные встречи, для удобства представителей компании проходившие тут же, в разных переговорных на пятидесятых этажах здания. Третье по счету интервью закончилось как раз к началу обеденного перерыва, и смазливый репортер настойчиво предлагал Марие сопроводить ее в ресторан неподалеку:

— Простите, мне действительно жаль, но у меня через полчаса назначена еще одна встреча, — стоя в холле возле лифта, она всеми силами пыталась быть вежливой, но непробиваемый журналист, как ей казалось, ее даже не слушал.

— Но мы с вами не успели обсудить ничего, кроме тех и без того очевидных фактов, касающихся подготовки вашей команды к завтрашнему мероприятию!

— Боюсь, это единственное, о чем я сейчас могу думать, — Мария улыбнулась и развела руками, беспомощно посмотрев на табло, показывавшее, что поднимавшейся лифт остановился на тридцатом этаже.

— Вы лукавите, Мария Максимовна, неужели вам не хотелось бы прокомментировать ваше отношение к последним сплетням Петербурга? — в серых глазах парня сверкнуло что-то нехорошее.

— Вы сейчас интересуетесь моим мнением или пытаетесь собрать компромат? — напрягшись, Воронцова почувствовала, как ее голос обретает стальные нотки. Уроки вежливости Олега Волкова снова пошли коту под хвост.