И пепел наш смоет Нева (СИ)

Он падает в её объятия и судорожно обнимает, по-новой заходясь в истерике и пряча лицо на ее плече. Негнущиеся пальцы впиваются в ее спину, рискуя оставить синяки даже сквозь тонкую ткань блузки, но девушка этого как будто бы не замечает. Она укачивает его, как ребенка, и игнорирует пробегавшие по его телу судороги, нежно касаясь спутанных рыжих волос и не переставая шептать успокаивающие слова, изо всех стараясь не показывать, как дрожит от страха ее собственный голос.

— Сережа, — прижимается губами к его виску и чувствует, как тот рвано всхлипывает, — Тише, прошу тебя, все хорошо…

Разумовский кивает, но справиться с приступом у него не хватает сил. Он тихо стонет, задыхаясь от слез, и несколько секунд молча хватает ртом воздух, сражаясь со спазмом, не позволявшим сделать вдох.

— Давай, я дам тебе воды? — Мария шепчет, чуть отстраняясь, и аккуратно убирает с заплаканного лица прилипшие ко лбу пряди.

Сергей отрицательно мотает головой. Шмыгает носом и снова повторяет движение. Он рвано дышит, а его дрожащие пальцы никак не могут справиться с пуговицами на рубашке, застегнутой под самое горло.

Шумно выдохнув и прекратив попытки высвободиться из пижамы, он медленно моргает, словно просыпаясь, и, наконец, постепенно успокаивается, с трудом приходя в себя от внезапно накрывшей его истерики.

— Ладно, я никуда не пойду, — она помогает ему со злополучными пуговицами и мягко обнимает за шею, — Все будет хорошо, слышишь? — смотрит в его голубые глаза и тонет, снова теряя связь с реальностью, — Сереж…

Они оба не поняли, как разделявшее их расстояние сократилось до пары миллиметров. Мария не знала, в какой момент вдруг оказалась у него в руках, а он не помнил, как впился в ее губы, прижав к себе девушку, в которой раз спасшую его от потери рассудка.

Воронцова почувствовала, как по ее щекам беззвучно полились слезы.

Остатки здравого смысла неистово вопили, призывая сейчас же встать и уйти, убежать, навсегда исчезнуть из его жизни. Уйти и избавить свою жизнь от психически нездорового маньяка, терзавшего ее сердце постоянными припадками и выходками.

— Ты плачешь, — в его взгляде проскользнула растерянность, а затем — горькое понимание и раскаивание, — Мари, я…

— Все в порядке, — она целует его, на этот раз сама, и зарывается пальцами в пылающие на свету волосы, окончательно путаясь в собственных противоречивых мыслях, — Я никуда не уйду. Обещаю. Никогда.

Его руки соскальзывают на ее талию.

Мысли у Воронцовой исчезают вовсе.

Он поднял ее, не разрывая поцелуя, и в несколько шагов пересек комнату, повалившись на диван вместе с девушкой, отпустить которую было выше его сил. Взглянув на нее, полулежащую, с такими счастливыми сейчас глазами, в которых отражался он сам, Разумовский вздрогнул и неосознанно подался назад.

— Серёж, — несмело, приподнявшись и участливо коснувшись его плеча, — Что не так?

Он отстранился от нее и сел, сжав голову ладонями. Зажмурившись, попытался было унять пронзившую его тело дрожь, но та, как назло, учащалась по нарастающей. В горле ни с того ни с сего пересохло.

— Я… — облизнув губы, он вскинул голову и окинул комнату взглядом судорожно бегающих глаз.

Заметив на журнальном столике стакан с водой, Сергей потянулся было к нему, но виски внезапно прострелила резкая боль. Его рука дрогнула, и дрожащие пальцы легли на горлышко недавно начатой бутылки вина:

— Что ты…

— Заткнись!

Мария отшатнулась от него, вжавшись в угол дивана, и только молча наблюдала за тем, как мужчина залпом допивает едва ли не половину от всего игристого, сразу же меняясь в лице и осанке. Он вытер губы рукавом рубашки и медленно повернулся, заметно выпрямившись и вальяжно откинув волосы назад.

— Ну что… — хриплый шепот и сверкающая золотом радужка любимых глаз, — Продолжим?

Ответа он предпочел не ждать. Схватив девушку за ногу, дернул, притянув к себе, и навис сверху, хищно ухмыляясь. Заострившиеся черты лица исказились, став по-птичьи резкими, отвратительно-пугающими, чужими:

— Ты ведь этого хотела, да? — хриплый шепот и сомкнувшиеся на ее шее пальцы, — Ну что же…

Мария дергается, но тут же падает обратно. Отвечает на грубый поцелуй, упираясь в грудь Разумовского и не решаясь его от себя оттолкнуть. Она болезненно стонет, чувствуя, как по подбородку течет ее собственная, струящаяся из прокушенной губы, кровь, и наперекор всякой логике прижимается ближе.

— Вот ты и допросилась, — он смотрит в ее глаза и медленно сжимает пальцы. Видит, как на ее шее проступают красные пятна, но хватку ослабляет лишь заметив, как Воронцова обмякает, переставая дёргаться и цепляться за его рубашку.

Отпускает ее и хватает за плечо, рывком кидая на пол.

— Дрянь.

Она кашляет. Кое-как встает на колени и часто дышит, морщась, когда воздух со свистом вылетает из легких. Смахивает выступившие на глазах слезы и исподлобья смотрит на жадно наблюдавшего за ней мужчину.

— Сережа, — плохо различимый шепот, по факту — не более чем движение губ.

Откашливается и говорит чуть громче, замечая, как в его глазах вспыхивают злые, звериные огоньки:

— Сережа, за что?