Воронцова испытывала ощущение дежавю. Переезжая в Петербург, она точно так же предлагала бабушке уехать вместе с ней, но та предпочла остаться в городе, где «тихо и ничего не происходит».
Больше всего девушку раздражало то, что за этим треклятым выселением и дальнейшим сносом ее родного дома стояли какие-то бандиты. На это ей мягко намекнули юристы, к которым она обращалась, они же не преминули также сказать что-то наподобие «Ну, вы же понимаете, из-за этого Чумного Доктора сейчас повсюду беспорядки происходят, не убивают и на том спасибо».
Не убивают и на том спасибо?
И все это происходит в двадцать первом веке, где из каждого утюга малейшее физическое воздействие называют «негуманным», а на любое мнение найдется хотя бы один униженный и оскорбленный, который, конечно же, начнет кричать про толерантность и свободу слова?
Как раз-таки таких вот уродов, угрожавших пенсионеркам и покупавшим все документы, быть может, и стоило бы убивать.
Когда в квартиру бабушки начали ломиться головорезы с угрозами — Мария почти было купила билет на поезд, но в последний момент передумала, отвлекшись на очередную важную встречу по работе. Несколько дней затишья также убедили ее повременить и не уезжать из Питера.
А затем — убийство Зильченко, истерика Сергея, и то, что произошло после.
Воронцова упорно не желала возвращаться к событиям той ночи, мысленно убрав болезненно-противоречивые воспоминания как можно дальше, изо всех сил стараясь сосредоточиться на жилищном вопросе, который дамокловым мечом висел над ее семьей.
Но забыть ей, конечно же, ни о чем не дали.
— Что это с тобой? — вместо приветствия выдала мать, великодушно согласившаяся встретить Марию на вокзале, — Ты где так разбила губу?
— Упала неудачно, — девушка поежилась, снова вспомнив желтые глаза мужчины, и сильнее закуталась в свое пальто.
— А ну подожди! — пальцы с длинным маникюром сдернули с нее шарф и оголили покрытую красно-фиолетовыми пятнами шею, — Ты с ума сошла?! Тебя били?!
— Никто меня не бил, — вырвавшись и сделав шаг назад, девушка постаралась говорить как можно более спокойно, — Поехали уже, я здесь не для того, чтобы смотреть, как ты изображаешь из себя заботливую мамочку.
— Ты поэтому сорвалась из Питера посреди ночи, да? — пропустив комментарий дочери мимо ушей, женщина ехидно улыбнулась и, развернувшись, пошла к своей машине, — Поматросил и бросил тебя твой Сережа? Получил, что хотел, и выбросил как ненужную игрушку?
Мария ничего ей не ответила.
Села на заднее сиденье и принялась смотреть в окно, пытаясь избавиться от застывшего перед глазами образа.
Дрянь. Ответ неверный. Никакой я тебе, сука, не Сережа.
Плевать ей было на затянувшуюся коркой губу и на изуродованную шею.
Искалеченная душа болела в миллион раз сильнее.
***
Она провела в родном городе четыре дня, всё это время выслушивая непрекращающиеся шутки (издевательства) со стороны матери и тщетно пытаясь вразумить упершуюся в свою позицию бабушку. Ни с той ни с другой женщиной совладать упорно не получалось. Лидия Владимировна, как только ей становилось лучше, одевалась в свой самый лучший костюм и, воинственно поправляя берет, шла ругаться или с соседями, или с «выселителями». Мать Марии, приезжавшая к ним почти каждый день за сбором сплетен, пожилую женщину только подначивала.
Телефон Воронцовой-младшей разрывался, издавая звуки ежеминутно двадцать четыре часа в сутки. На работе без нее началась полная неразбериха, Лена упорно трезвонила ей по несколько раз в день, задавая вопросы, на которые Разумовский, по всей видимости, отвечать не соблаговолял, а недовольные переносом встреч журналисты грозились опубликовать «компрометирующую информацию», которая должна была испортить ей карьеру и жизнь в целом.
«Было бы что портить» — грустно вздыхала Мария.
Но вселенная, как это обычно и бывает, решила доказать ей, что хуже может быть всегда.
— Маша?! — крик матери с балкона разносился по всему микрорайону, — Маша, где тебя, блять, носит?!
Девушка остановилась и удивленно посмотрела вверх, прикрыв глаза от солнца приставленной ко лбу ладонью. Шел пятый день ее пребывания дома, и она как ни в чем не бывало возвращалась домой из продуктового магазина, в который ее послала бабушка от силы сорок минут назад.
— Иду! — махнув рукой, она устало покачала головой и достала из кармана ключ от домофона.
— МАША Я ВЫЗВАЛА СКОРУЮ!
Злополучный электромагнитный «кружок» падает не землю и отскакивает в сторону.
— ОНИ УБИЛИ ЕЕ МАША БЫСТРЕЕ!
Крик и полная дезориентация в пространстве. В последний момент поймав выпущенный из рук пакет с продуктами, девушка тупо смотрит на железную дверь парадной и несколько раз дергает ручку, не сразу осознавая, что она делает не так. Подняв ключ и схватившись за перила, она медленно поднялась по лестнице, то и дело запинаясь и видя лишь упрямое лицо бабушки, в сотый раз повторявшей «Эту квартиру я покину только вперед ногами».
Что произошло за время ее отсутствия?