И сердце пополам

Зато после этого волнение стало постепенно утихать, и вот теперь, спустя почти неделю, она уже успокоилась. Не забыла, нет, конечно. Просто вспоминала о том эпизоде, как о маленьком приятном приключении, и сама же вздыхала с тоской: это же надо — до чего у неё унылая жизнь, если такая, по сути, мелочь так её впечатлила. Хотя дело тут, конечно, не в том маленьком забавном казусе, просто так, как он, на неё никто никогда не смотрел. И именно этот взгляд запал в душу.

И вот теперь они снова встретились. Это просто немыслимо! Откуда он здесь? Но главное — он её запомнил. И подошёл.

Саша таращилась на него, глазам не веря. Потом спохватилась и в смущении опустила взгляд. Где все те изящные фразы, которые она придумывала, представляя их встречу, где? Ни единой мысли в голове.

— Глеб, — протянул ей ладонь, которая оказалась на удивление тёплой. Зима как-никак, а он без перчаток. Потом сообразила — он же из кафе только что вышел.

— Саша, — выдохнула она и вновь несмело посмотрела на него.

Опять тот же взгляд! В ярком свете дня глаза его были не чёрными, а тёмно-карими, но всё равно влекущими настолько, что хотелось в них смотреть, не отрываясь, тонуть, не выныривая, и ни о чём больше не думать. Это какой-то непостижимый гипнотизм!

— Очень приятно, Саша.

О, боги, вот как он так произнёс её имя, что внутри сладко ёкнуло?

— Мне тоже, — призналась она.

— А я забежал перекусить, гляжу — знакомое лицо. Потом вспомнил… Не отравилась тогда пиццей?

Саша с трудом стряхнула оцепенение.

— Нет-нет. Наоборот, она была очень вкусная! Спасибо!

В ответ он лишь белозубо улыбнулся, отчего по телу разлилось тепло.

— А я учусь вон там, в художке. А ты здесь по работе? — облизнув пересохшие губы, спросила она.

— Нет, просто по делам заезжал, — Глеб неопределённо махнул рукой в сторону здания цирка, чей круглый купол отливал золотом в лучах послеобеденного солнца. — А вообще, у меня сегодня выходной. Гуляю.

И вдруг он слегка наклонился к ней, посмотрел так, что жаром окатило.

— Может, погуляем вместе?

Троллейбусы подходили и отъезжали — Саша их даже не замечала.

Он зовёт её гулять? Это не шутка? Она не ослышалась?

— Или ты куда-то торопишься?

— Нет-нет, — ответила она, пожалуй, слишком поспешно. — Никуда не тороплюсь.

— Ну, тогда пойдём.

Он так запросто взял её за руку, будто они сто лет знакомы, и потянул за собой.

— А куда мы идём? — вымолвила Саша, пьянея от удовольствия.

— Да просто прошвырнёмся по округе, поболтаем. Хотя стой, пойдём-ка в сквер? С самого декабря хочу туда добраться и всё никак.

— Ой, я тоже! — подхватила Саша.

Глеб уверенно вёл её за собой, держа за руку, а она еле поспевала — мешала папка. Не доходя до перекрёстка, он остановился. И она, как по команде, тоже. Глеб, слегка хмурясь, взглянул ей за спину, потом на её поклажу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Слушай, давай-ка я понесу эту бандуру.

— Это папка для эскизов.

— Угу, давай понесу папку для эскизов?

— Я сама, спасибо, она не тяжёлая, — мотнула Саша головой.

Она и так не могла избавиться от чувства неловкости, словно ему её навязали, хотя, если честно, он ничего подобного не выказывал. Даже наоборот.

«Глупость, конечно, — говорила она себе мысленно, — Глеб ведь сам меня позвал гулять. Просто ты, Фурцева, видно, совсем одичала».

И всё же никак не верилось, что такой видный, такой красивый мог ею заинтересоваться. Ну что в ней может быть интересного? С ней даже подруге было скучно. Да и другим девчонкам, все они странной её считают.

Может, мама и права в том, что самооценка у неё хромает, но ведь раньше и правда на неё никто даже внимания не обращал.

А ещё мама всегда твердила, что от красивых парней — одно зло и страдания. Они наглые, высокомерные, беспринципные. Это если в двух словах, на самом деле она много чего нехорошего говорила.

Но вот посмотришь на Глеба — он вовсе не наглый и не высокомерный. И взгляд у него просто необыкновенный: обволакивающий, волнующий, тёплый, чуточку насмешливый, но при этом ласковый, что ли.

— Давай-давай, а то я налегке иду, а ты нагружена. Это как-то не очень.

Саша зарделась, но папку ему отдала. Он ещё и галантный!

— Там твои шедевры? — с улыбкой спросил он, снова беря её за руку.

— Да ну, — смутилась она. — Какие шедевры? Так…

— А что вы рисуете? — поинтересовался он.

— Чаще всего пишем натюрморты. Иногда портреты. Весной и осенью выходим на пленэр.

— И тебе нравится?

— Да! Очень! Особенно люблю писать портреты… карандашом, сангиной, сепией. Ну и городские пейзажи. Натюрморты тоже ничего, но скучновато, нет жизни, хотя Ольга Алексеевна, наш педагог по рисунку, сильно хвалит. Особенно когда я экспериментирую с композиционными приёмами. А вот с цветом как-то не очень… Карен, наш преподаватель живописи, говорит, что техника у меня хорошая, но не чувствуется индивидуальности…

— И что? Это так важно — индивидуальность?