Изольда Леонидовна в Аркаше видела абсолютное зло. Ее угнетали контрасты. Если бы он гудел целыми днями, пьянствовал и буянил – это было бы вполне понятно. А то с утра до вечера – что он там делает? – сидит тихо, а потом к вечеру обязательно что-нибудь бахнет. Подозрительно очень! Сонька, подруга по ЖЭКу рассказывала, что однажды сдала квартиру художникам, и там через неделю так воняло, что даже санэпидстанция ничего поделать не могла. «Ну не верю я, что он без подвоха!» – говорила она Ивану Силычу. Только с ним, пожалуй, она могла разговаривать. А с кем еще поговорить в этом насквозь прогнившем доме? – восклицала она, когда оставалась сама с собой наедине в ванной. Ванна у нее была настоящей шкатулкой Семирамиды. Дизайн и прочие украшательства она разрабатывала сама, декорирующие элементы вырезали из малахита, а ручки, смеситель, всякие крючки для одежд были сделаны из бронзы. «С кем здесь разговаривать?» – глядя в венецианское зеркало, спрашивала она у своего отражения. Певица эта оперная – обязательно проститутка! Профессор – чокнутый! Кошкодралы Шмаковы – просто уроды! К в наше время заводит кошек? Только дегенераты и бомжи! Генерал Быков? Бычара конченый! Иван Силыч с Лариской – ну эти еще ничего. И то, на крючке у меня! Знаю я всю поднаготную этого Силыча! Если надо, быстро накатаю заявленьице, пусть проверят его приключения. Кто там еще? В 12-ой вроде нет никого, да и кто там поселится? Короче – разговаривать не с кем.
Контрасты были её коньком. Больше всего ее раздражало, что «сегодня он один, а завтра – другой». Нет мил человек, раз родился ты ублюдком, так и не притворяйся хорошим. У нас хороших пруд пруди!
Изольда Леонидовна Артоболевская в людей не верила. Еще с детства, когда ее в первый раз накормили не пельменями, которые она безумно любила, а невкусными варениками с картошкой! Это было предательство человечества во всей его красе. Добило ее то, что в предательских варениках дважды попался ей ненавистный вареный лук. О боги! Даже сейчас, когда они вспоминает это, мурашки бегут по ее худому высохшему от злобы телу. От злобы? Вовсе нет! Изольда Артоболевская всегда в прекрасной форме! В прекрасной, я сказала! Психологи большинства направлений уверены, что все проблемы человека тянутся от детства. От невыраженных чувств, невысказанных эмоций. Бывает что от простого стеснения в детстве человека так скрючивает во взрослом возрасте, что человек, осознав это, лечится потом годами от детской травмы. Изольду не скрючило, а наоборот, излишне выпрямило. Она ходила всегда с идеально ровной спиной. Уроки классического танца, многочасовые репетиции у станка давали о себе знать.
Пельмени, оказавшиеся невкусными варениками напоминали о себе не только в моральном плане, но и в физическом. Изольда научилась не есть целыми днями. Похудела. В какой-то мере это пошло на пользу организму, но доброты ее характеру не прибавило точно.
– Изольда Леонидовна, давайте с вами найдем общий язык, – говорил ей Иван Силыч, намекая на вечную дружбу. – Аркаша – художник, человек творческий, рассеянный. Птица, так сказать, высокого полета.
– Высокого? – презрительно переспрашивала Артоболевская. – Высокого полета только лебеди бывают, а лучший лебедь в Москве по Патриаршему пруду плавает! И тот – с подрезанными крыльями! А вашему ощипанному воробью я не позволю портить мне заслуженную старость.
– Ну давайте без оскорблений, – снова настаивал на своем Иван Силыч.
– А кто его оскорбил?! Зовите комиссию! Я в любом суде докажу, что это комплимент! Ненавижу всех этих творцов! Натворили! В стране бардак! В искусстве все умерли! В спорте – одни дырки! Ненавижу всех. Никого нет! Всю жизнь испортили, поганцы! Каждый, каждый – поганец! Гнать всех! Гнать!
Однажды Серафима Москвовцева в пылу спора крикнула ей:
– Изольда Леонидовна, а вы любили когда-нибудь?
И это был удар под дых. В самое солнечное сплетение. Изольда задохнулась от гнева. Ополоумев, она, словно серая рыба на песке, ловила ртом воздух. Сказать она ничего не могла от избытка чувств, но два лазерных луча из глаз испепеляли все вокруг, оставляя выжженную солнцем пустыню Невада вокруг себя.
В этой пустыне стояла милая балеринка Изольда, обиженная на весь мир. Мир, полный врагов и предателей. Злых троллей и серых волков. Спасти её тогда мог только один принц. Его звали Артур. Он приехал с родителями из Риги. В его больших черных глазах утонули все девочки хореографической студии. Никакой гран батман не мог отвлечь девчонок от мыслей о прекрасном Артуре.
– Деми плие, гран плие, батман тандю… – командовала Майя Михайловна. Но девочки думали только о нём. В перерывах, когда было всего две минутки, чтобы сделать массаж стоп и прополоскать рот, юные танцовщицы успевали и поспорить, и помечтать. Каждой мнилось, что вот возьмёт Артур ее за руку, и поведет на сцену самого Большого театра в мире.
– Сюр ле ку де пье, батман фраппе! – летела по залу команда, билась в зеркальную стену, как пчела, залетевшая в дом.