И снова здравствуйте!

— Больно надо! — буркнул Козя. После чего окинул меня этаким торжествующим взглядом и, не торопясь, но гордо, даже немножко картинно вытащил из кармана смятую пачку «Примы». Пацаны замерли… Нет, в Стране Советов курили многие. Но тех, кто начинал курить в нашем возрасте — практически не было. Да что там в нашем… учителя в школе гоняли даже шестнадцати-семнадцатилетних лбов из числа девяти-десятиклассников, которые выбегали курнуть на переменке, прячась за трансформаторной будкой. Им приходилось специально назначать караульных, отслеживающих выдвинувшихся на контроль преподавателей… Так что сигарета во рту мальчика семи лет для подавляющего большинства окружающих была явным перебором. Особенно вот так, демонстративно, на глазах у доброй дюжины мам и бабушек, присматривающих за возящейся в песочнице малышнёй. Нынешняя суббота была нормальной, не «чёрной»,[2] так что на работу никому не надо — вот мамы с бабушками и высыпали погулять с детками. И что с того, что никто из них именно в этот момент на горку не смотрит? Я вот уверен — стоит Козе закурить, как на него… да и на всех нас тут же набросятся разъярённые фурии, в которых превратятся все эти спокойные и мило улыбающиеся женщины, едва только разглядят горящую сигарету во рту ребёнка.

Пацаны замерли. Но не от опаски, а, скорее, от восхищения. В этом возрасте курение представлялось большинству мальчишек вещью невероятно крутой. Потому как расценивалась ими как некий вызов, как показатель смелости и признак взрослости. На что Козя и рассчитывал. Только, судя по всему, он собирался рисануться с сигаретой чуть попозже, когда мы передислоцируемся куда-нибудь в сторонку от взрослых. Но, начав проигрывать в словесной пикировке, разозлился и бездумно решил бросить на стол свой явно давно и тщательно лелеемый «козырь» …

Сунув сигарету в рот, пацан небрежно выудил из кармана коробок со спичками. В полной тишине он достал из коробка спичку, развернул коробок боковой тёркой вверх и-и-и…

— Козя, — ласково улыбаясь прошипел я, — если из-за тебя сейчас вся вот эта толпа родителей тех малолеток, которые в сейчас в песочке ковыряются, на нас накинется, я тебе эту «Приму» в глотку забью, понял?

Пацан замер, уставившись на меня ошарашенным взглядом. Похоже, до него только после моих слов дошло что он только что чуть не натворил. А может просто моя рожа не понравилась. Мне Алёнка всю жизнь твердила, что когда меня подбешивает, то рожа становиться такой, что хочется закопаться под землю, да поглубже. И это при том, что именно на неё я так никогда не злился… Не знаю, насколько это должно было сработать с моей текущей милой, детской мордахой, но, судя по взгляду Кози, что-то такое, всё-таки, проклюнулось. Но было уже поздно…

— Мальчики, а что что вы там делаете?

Я резко развернулся, попутно сдвинувшись, чтобы закрыть мелкого своей спиной и бодро отозвался:

— Ничего, Бабтань. Сидим-разговариваем.

— А почему у того мелкого из соседнего двора папироса во рту? — с этими словами баба Таня, техничка из магазина на углу нашего дома, в народе носившего имя «Ступеньки», обвиняюще ткнула пальцем в нашу сторону. Жила она где-то в другом месте, но, закончив уборку магазина, частенько выбиралась во двор, присоединяясь с таким же бабулькам, греющим кости на лавочках. Так что всеми почиталась за местную.

— Папироса? — я обернулся с крайне удивлённым видом. Слава богу Козя успел выдернуть изо рта сигарету и отбросить её куда подальше. — У кого?

— У мелкого, — тоном ниже продолжала бабка-активистка, вглядываясь в Козю, который в настоящий момент демонстрировал крайне невинный вид. Прям пай-мальчик какой-то, а не малолетний хулиган.

— Выкинул уже, значит…

Я демонстративно внимательно осмотрел пацана, затем завертел головой, потом свесился за перила и картинно-внимательно осмотрел землю под горкой.

— Хм-м-м, а вы точно уверены, что была папироса? Вот прям так, внаглую, при всех?

В глазах остальных родительниц и бабушек, при первых же словах бабы Тани прекративших собственные разговоры и дружно уставившихся на нас с крайне обвиняющим видом, появилось некоторое сомнение. Так что я рискнул перейти в лёгкое наступление.