Была и ещё одна причина, по которой я так же не замахивался на команду. Она состояла в том, что во время прошлой жизни я, чем дальше, тем больше начал скатываться к мизантропии. Как бы неожиданно это не звучало для тех, кто меня знал. Они-то считали меня этакой душой компании… Ну да, это тоже было. В компании я чувствовал себя вполне нормально — шутил, рассказывал анекдоты, блистал тостами. Но всё это до определённых пределов. А когда они наступали, я предпочитал тихо и незаметно уползти в «свою норку». Вследствие чего даже на Конвенты[1] я предпочитал ездить не в «пьяном вагоне», в который оптом покупали билеты «все наши», а в другом, подальше, вагонов через пять-шесть от «пьяного» … Эта склонность у меня осталась и после переселения. Хотя и очень заметно поубавилась. Ну, это было объяснимо — дети вообще существа предельно контактные… Но команда меня на каком-то этапе меня бы точно начала напрягать. А вот «опорная сеть», каждый участник которой вполне самодостаточен, но, если что, все готовы прийти на помощь друг другу — совершенно точно будет отличным вариантом. Но, поскольку писательством я собрался заняться заметно раньше — если получится, то уже в школьные годы, значит и командой (то есть опорной сетью) тоже следовало озаботиться сразу же, как только появились для этого первые предпосылки. А то, если с писательством всё удастся, мне уже точно с какого-то момента станет не очень до этого.
В прошлой-то жизни моя первая книга вышла, когда мне было уже тридцать пять лет, и я получил на погон вторую большую звезду, то есть дослужился до подполковника. Хотя «поползновения» в этом направлении у меня начались ещё в двадцать с небольшим. И первый напечатанный текст с моей фамилией появился, когда мне едва исполнилось двадцать три. В армейском журнале. Но потом всё заглохло. По многим причинам. В том числе и потому, что командование отнеслось к моим потугам сугубо негативно. Командир полка прямо заявил:
— Похоже, Марков, я тебя слишком мало нагружаю, раз у тебя время на всякие «писульки» остаётся…
Так что мне стало понятно, что, если я не брошу эти свои «писульки» — на моей военной карьере можно поставить крест. Ну я и бросил. А вернулся к ним уже тогда, когда зарплата военного «съёжилась» настолько, что её перестало хватать даже на еду. И чтобы прожить — надо было как-то подрабатывать. Впрочем, в то время так жило большинство. Капитаны, майоры и подполковники после работы «оседлывали» личные авто и ехали на ночную «бомбёжку», либо подрабатывали ночными сторожами в магазинах и на автостоянках, а кто этого не мог — в свои редкие выходные трудились «мулами», таская с Черкизона на своём горбу огромные баулы со шмотьём для торговцев с местных рынков. И после всего этого все, скопом, уставшими, невыспавшимися и полуголодными, шли на службу. Так и выживали в те самые «святые и свободные» девяностые при Борюсике Ельцине, чтоб его три раза в гробу перевернуло. Я сам через это прошёл. Ну, кроме «бомбёжки». Потому что никакой машины у меня тогда не было. А жаль. «Бомбилы»-то зарабатывали круче всех… Вот в те времена, я, потыкавшись куда можно как слепой щенок, и решил снова попробовать писать. Поскольку военная карьера в подобной армии меня к тому моменту прельщала не очень. Так что, если бы она рухнула напрочь — я бы уже не слишком расстроился…