И снова здравствуйте!

— Ма-ам, мамочка, — я подскочил к ней и крепко обнял за талию. — Мам, я тебя тоже люблю, и понимаю, как ты за меня волнуешься. Но и ты пойми — я мальчик, мальчишки время от времени дерутся. Я же не каждый день прихожу с синяками, ведь правда? Но сегодня так получилось. Случайно. Потому что я шёл и ворон ловил… Ну, честно-честно! Ну, прости меня, — я прижался к маме всем телом. Она озадачено замолчала и слегка растеряно обняла меня. Ну а я продолжил: — Мам, всё, чем я занимаюсь — для меня очень важно. И, совершенно точно, очень сильно поможет мне в будущем. Сама вспомни как у вас в институте относились к спортсменам? Ведь явно же не как к обычным студентам? Так что если я смогу получить спортивный разряд, то мне точно будет легче поступить в институт, ведь так? Художка и музкалка тоже важны! И мне там интересно! Я хочу…

Короче, я чуть не спалился. Нет, аргументы у меня были вполне себе весомыми, и мама, в конце концов, их приняла. Но поздно вечером, когда мои «раны» снова были обработаны перекисью водорода и ещё чем-то весьма вонючим, после чего я был отправлен в кровать, мама с папой, дождавшись, когда я задышу как уснувший, начали вполголоса обсуждать мои сегодняшние приключения. И вот тогда мама заявила:

— Знаешь, я его уже немножко боюсь. Ему всего восемь, а он уже рассуждает как взрослый! Как ему вообще в голову могло прийти, что спорт может пригодиться институте? А эти его идеи насчёт музыкалки и художественной школы? Ему восемь лет! Откуда он вообще хоть что-то знает об армии кроме всяких там пых-пых и тых-дых?..

Бли-ин! Вот сколько раз говорил себе следить за своим языком — и всё равно регулярно так косячу, что будь я шпионом — уже давно повязали бы…

Но, слава богу, в природе все взаимосвязано. И, если специально не косячить, каждая потеря непременно будет скомпенсирована каким-нибудь приобретением. Так что следующее утро принесло мне шикарную компенсацию за все мои страдания. Потому что утром на нашей «тренировочной полянке» появилось двое новых спортсменов. Это были Алёнка и её брат. И появились они аккурат в тот момент, когда я изо всех сил отбивался от расспросов по поводу того, откуда на моей морде появились такие знатные «украшения». Отбивался же я потому, что узнай всё детдомовские пацаны — они могли бы решить в отместку за меня «проучить» Жорика. Причём, для него это вполне могло окончиться серьёзными травмами, а то и чем-то похуже типа переломов. Уж больно пацаны возбудились… Что почти автоматически означало бы для них множество проблем — от постановки на учёт в детской комнате милиции и до чего-нибудь ещё более серьёзного. Типа суда и отправки в детскую колонию. Ну если полученные Жориком травмы оказались бы достаточно серьёзны. Но даже если и нет, внимание бы мы к себе привлекли точно. А на хрен мне это надо?

Алёнка с братом вывернулись из-за кустов как раз, когда детдомовские, обступив меня, возмущённо требовали, чтобы я сказал им «кто на брата наехал». Так что момент, когда на полянке появились новые люди, все пропустили. И галдёж прекратился только когда Алёнкин брат небрежно произнёс:

— А у вас тут ничё так…

Детдомовские тут же замолчали и, мгновенно разорвав круг, рассыпались по сторонам, сформировав по сторонам от меня нечто вроде македонской фаланги. После чего Бурбаш настороженно спросил:

— А ты кто такой?

— Я? — Алёнкин брат усмехнулся и кивнул в её сторону. — Её брат. Проводил её до вашей поляны. Кстати, вы так галдели, что найти её оказалось очень просто… Ей приспичило теперь тоже по утрам с вами заниматься, — он повернулся ко мне и ехидно прищурился: — Ну что, тренер, возьмешь?

Пацаны так же переглянулись и уставились на меня. Я же расплылся в улыбке и радостно закивал головой.

— Конечно!

Глава 9

— Ну что, готов?

Я на мгновение смежил веки, настраиваясь, а потом открыл глаза и решительно кивнул:

— Да!

Сидевшая напротив меня Алёнка резким движением откинула платок в сторону и громко произнесла:

— И-Раз! — после чего снова накрыла платком лежащие передо мной предметы. Я схватил ручку и принялся торопливо рисовать. Так… ручка шариковая, синяя, с колпачком, ластик двуцветный, заколка женская, две больших скрепки, зубная щётка, а вот здесь надувной шарик, ненадутый, а тут расчёска, а ещё кусочек сахара и спички две… нет три, а здесь… блин! Здесь ещё что-то было… Я напряг память и, с сомнением, пририсовал сбоку монетку в две копейки. Она — не она? Ладно, всё — больше не помню! Итак, сколько у меня получилось — девять, если считать по видам предметов или двенадцать, если по штукам… Неплохо. Ну, если я не ошибся.

— Открывай!

Алёнка сбросила платок. Бли-ин! Спичек оказалось аж четыре штуки. И располагались они немного не так, как я нарисовал. И монетка была не в две, а в одну копейку. Я досадливо вздохнул.

— Ничего, у меня вообще только семь предметов запомнить пока получается, — утешила меня моя любовь.

— Десять, — не согласился я. — Ну если по штукам.

— Всё равно у тебя больше.

— Так-то оно так, — я вздохнул, — только уже почти две недели никакого прироста, а у тебя он не останавливается.