И снова — здравствуйте!

«Двигательную» систему, кстати, я так и не отключил даже по завершении операции, по совету Угвэйя. Всё же, восемь лет человек не двигался самостоятельно — отвык. Теперь привычку и координацию будет долго восстанавливать.

По окончании, доктор ушёл. А мы с Анной остались. В конце концов, кто там что не считает, а я сюда покушать пришёл. Имею право!

Оставив пациента на его месте, я перешёл на приготовленное для меня покрывало. А они были приготовлены. И для меня, и для Анны.

Заглянул к нам старший из эльфов, принёс плетёный поднос с фруктами и соками. Поклонился пациенту почтительно и удалился.

На поляне мы остались втроём. Я ел, пациент расслабленно возлежал на своих подушках, Анна сидела на своём покрывале и тревожно поглядывала на него.

— Иван, — через какое-то время обратился ко мне мужчина, у которого наконец открылось отросшее веко на месте бывшего ранее пустого провала. Под веком оказался восстановившийся глаз. Правда, пока ещё отличающийся по цвету от второго, но думаю, это временно. — Ты уже думал о том, чем хочешь заняться?

— Учиться, конечно, — недоуменно пожал плечами. — У меня ещё даже первый год не закончился.

— Учеба — дело хорошее, — ответил он. — Но над участием в Канагарской «Уважухе» ты подумал?

— Честно говоря, ещё даже не начинал, — снова пожал плечами я, беря с подноса следующий заинтересовавший меня плод. — Не представляю, зачем бы это было мне нужно.

— Хороший полигон для проверки и развития полученных в Академии навыков, — предположил он. — Ну и такие мелочи, как деньги и благодарность Императора?

— Хорошие мелочи, — чуть подумав, сказал я. — Но от прошлой моей «Уважухи» у меня остались не лучшие воспоминания. Я несколько месяцев на неё потратил. И не сказал бы, что это были лёгкие месяцы.

— Что ж, — ответил он. — Подумай. Время ещё есть. Открытие Инстанса планируется где-то через месяц. Время подумать есть.

— А, если я подумаю и решу не участвовать? — даже заинтересовался предметом разговора я.

— То просто не станешь участвовать, — ответил он. — Заставлять и неволить никто не станет.

— Что? Даже «Геройским Уложением» своим грозиться не будете? — удивился я.

— Нет, — произнёс он. И даже скривил губы в подобии улыбки, впервые за весь период нашего общения. — Мы же не в Шивэйе.

* * *

Глава 57

***

— О? — чуть приподнял брови и округлил глаза я. — Такой подход к делу мне нравится больше, чем Ганольский или Ранский. Люблю, когда относятся с уважением и не давят. Даже мой «автоматический режим Бык» не включается.

— Что за «режим»? — в своей ровной, почти механической манере спросил бывший пациент.

— Это такое состояние духа, когда начинаешь спорить и упираться, просто потому что. Даже, если чувствуешь правоту оппонента и свою неправоту. Когда делаешь назло, чего бы это не стоило, чем бы в дальнейшем не грозило. Когда оппонент становится противником и почти что уже врагом, — пояснил я после того, как прожевал очередной кусочек того плода, который был у меня в руках. Мог бы и раньше, но говорить с набитым ртом не прилично. И меня самого бесит, когда кто-то так делает. Так что, не раньше, чем на дикцию мою что-то перестало влиять.

— Неприятный «режим», — сказал-констатировал возлежащий мужчина.

— Выключается элементарной вежливостью, — вздохнул я. — Жаль, немногие на неё способны.

— Рад, что оказался в числе этих немногих.

— Не сказал бы, что вся организация приглашения меня на сегодняшнюю встречу, соответствует значению этого слова, — пожал плечами я.

— Ты ведь понимаешь, что у меня были достаточно веские причины, чтобы организовать всё именно так? — не стал сбрасывать вину и переводить стрелки на Анну он, чем несомненно меня порадовал. Не люблю «стрелочников». И не уважаю. Предпочитаю не иметь с такими вообще никаких дел. — И я готов компенсировать весь нанесённый моральный ущерб. Только назови цену.

— Простого «извини, Иван», хватит, — не стал давить или загоняться я. И… видимо, выбрал далеко не самый «дешёвый» вариант «компенсации», так как бывший пациент замолчал. Затихла и Анна. Она и так-то вела себя так, чтобы не привлекать к своему присутствию внимания, теперь же замерла вовсе.

А я, вдруг, вспомнил тот принцип-постулат управления, который больше всего бесил меня в армии. То, что, в конце концов, и стало решающим доводом для моего увольнения — начальство не извиняется. Никогда. А вспомнив, стал с ещё большим вниманием и интересом ждать запаздывающего ответа. Ведь, сам того не подозревая, я задал очень животрепещущий вопрос: считает ли этот мужик себя моим начальством? И, в зависимости от этого, будут складываться наши дальнейшие отношения. Точнее, будут ли у нас вообще какие-то отношения. С тем, кто безосновательно считает меня своим начальством, только на том фундаменте, что я однажды ему по доброте душевной помог, я не имею никакого желания вести дел.

— Извини, Иван, — наконец, после почти минутного молчания, произнёс бывший пациент. Сделал он это всё так же ровно и безэмоционально, но сама по себе пауза — говорила о многом.

— Хорошо, — улыбнулся я. — У меня нет претензий. Выздоравливай.