И солнце взойдет. Она

Но минуло ещё два долгих дня, а в узкой палате было по-прежнему безнадёжно. Стояли на месте зелёные стены, в коридорах слышался шум голосов, визиты Бюже сменялись разговорами с Кэтти, однако Рене чувствовала, как вокруг собиралась позёмка из безысходности. Шли пятые сутки после операции. Был канун Нового года.

Утром Кэт принесла новости о вертолёте. Бригаду из Монреаля ждали здесь уже завтра, и медсестра хотела хоть как-то приободрить растерянную Рене, но та лишь молча прижалась губами к лысой макушке. Отраставший ёжик волос кольнул губы, и захотелось кричать от накатившего ощущения собственной бесполезности. Но следовало признать, она больше ничего не могла. Так что, устроив тяжёлую голову на краешке больничной кровати, Рене вернулась к своему бдению около Тони.

Наблюдавшая за этим Кэтти попробовала было что-то сказать, но махнула рукой и ушла. Через пару часов отгремела каталка с очередным пациентом, где-то в глубине коридора ожил и умер динамик, а Рене всё вслушивалась в завывания ветра и молча просила Тони очнуться.

Она так погрузилась в свои невесёлые мысли, что даже не поняла, как всё случилось. Вот она открыла глаза, чтобы по заведённой привычке отсчитать время до следующих процедур… а вот уже смотрит в родные глаза. Радужка там отдавала бронзовой медью, белки покраснели от лопнувших капилляров, а веки нависли и посинели, но для Рене это было неважно. Губы задрожали, прежде чем она смогла их сложить в короткое слово:

– Привет…

Господи! Захотелось залепить себе оплеуху. Неужели нельзя было придумать что-то получше? Пять дней находить темы для монологов, а сейчас так непрофессионально молчать. Рене резко выдохнула и уже собралась сказать что-то ещё, но тут лёгкие Тони автоматически наполнились воздухом, а в карих глазах промелькнуло непонимание.

– Ты был в коме. Пять дней. Попал в аварию и… – зачастила была Рене, но прервалась и медленно выдохнула: – Не знаю, помнишь ли.

Энтони на секунду прикрыл глаза, а когда посмотрел вновь, стало понятно – он помнит. Всё до единого. И дорогу, и скалы, и что привело его в Гаспе. А потому, нелепо вытерев рукавом нос, где снова щипало, Рене показала на ведущие изо рта трубки.

– Попробуешь сам?

Энтони снова моргнул. Ах, разумеется, доктор Ланг не потерпит помощи даже от бездушной машины. Уяснив это, Рене сосредоточенно хлюпнула носом, выключила аппарат, а затем взялась за трубку и аккуратно вытащила из трахеи. То, что в этот момент она сама задержала дыхание, стало понятно лишь с первым самостоятельным вздохом. Рене увидела, как поднялась стянутая швом грудная клетка, как дрогнули ресницы, а потом услышала неразборчивое:

– Чёрный… не твой… цвет.

– Я знаю! Знаю! – истерично закивала она, пока размазывала по щекам слёзы. – Молчи. Не говори пока.

Рене прижимала к груди перекрутившуюся трубку, а сама никак не могла наглядеться, как едва заметно изогнулись в улыбке тонкие губы Тони. Ещё не по-настоящему. Слишком беспечно. Расслабленно. Так непохоже на его обычную судорогу.

Вряд ли он полностью понимал, что происходило вокруг, но определённо пытался поскорее во всём разобраться. Её торопыга. Рене протянула руку, чтобы коснуться заросшей щетиной щеки, провела по слегка дрогнувшим векам, скрывшим под собой уставшие даже от такого небольшого усилия глаза, и ощутила мягкость ресниц. Энтони дышал ровно. Сам. Ну а она впервые позволила себе осознать, что не знает, насколько страшны будут последствия. В ту ночь думать об этом было попросту некогда, а потом страшно. Но им обоим придётся принять неизбежное, каким бы то ни было. Слишком глубокая кома, слишком сильные травмы, слишком долго Тони был мёртв. Пять минут! Рене до сих пор вздрагивала от этой цифры и считала в кошмарах удары на череде мониторов. Тони был мёртв почти пять минут!

Перед глазами снова возникло застывшее сердце, и Рене инстинктивно зажала рот. Чёрт побери, она же врач…

…Который, похоже, слишком устал. Потому что, когда Энтони вдруг облизал покрытые коростами губы и в полубреду зашептал что-то невнятное, она не выдержала. Рене уткнулась лицом в худое плечо и едва не задохнулась от всхлипов.

– Прости меня! Прости за те слова! Я не хотела… никогда этого не хотела…

–Dummerchen… Ich bin auf Kurs… Zurück… Zu dir…– бормотал Тони с нежностью, но Рене затрясла головой.

– Я не понимаю, – в отчаянии прошептала она. – Не понимаю…

–Hab ich den… Kompass verlorn.14

В голосе Энтони слышалась улыбка. Настолько светлая и беспечная, что хоть и не понимавшая ни слова Рене подняла было радостный взгляд, а в следующий момент глухо вскрикнула от испуга. Она метнулась вперёд, прижимая к себе голову Тони, чтобы любой ценой не дать ему вновь взглянуть вниз.