И солнце взойдет. Она

Она вглядывалась в глаза Энтони так пристально, словно хотела там что-то найти. Пояснения, извинения, оправдания откровенному шантажу. Но в дурацком сумраке чёрные зрачки заполнили почти всю золотистую радужку и скрыли секреты. Растерянно моргнув, она отвела взгляд. Чужая воля твердила развернуться и уйти прочь, а собственное сердце кричало остаться.

– Я не могу так, – наконец, пробормотала она и покачала головой.

– Это приказ, доктор Роше.

– Неправда…

– Рене.

– Не отмахивайся от моей помощи, будто я какой-то ребёнок!

– Тебе едва за двадцать, у тебя нет никакого опыта ответов перед комиссией или в нечаянном убийстве пациента. Так что да, если так посмотреть – ты самый настоящий ребёнок! Поэтому отправляйся домой, зубри учебники и празднуй с друзьями долбаное Рождество, а разбирательства оставь тем, кто в этом хоть что-нибудь смыслит! – отчеканил Энтони, и от его слов без того больное горло окончательно свело судорогой. – Уходи. Твоё присутствие здесь неуместно.

Неуместно? Рене ошарашенно выдохнула. Неуместно… От подобного обращения внутри вновь закипело бунтарское упрямство. Это с каких, мать его, пор стало неуместным мнение прямого участника? Господи, Тони, какую глупость ты задумал на этот раз? Какие плетёшь интриги из недомолвок? И почему так ненавидишь банальную правду? Чёрт побери! Ну зачем всё так усложнять?

Рене скрипнула зубами, а затем вскинула голову в намерении задать эти и ещё много коварных вопросов прямиком в лицо Энтони, но наткнулась лишь на удалявшуюся спину, скованную неизменно чёрным джемпером. Что? Какого?! Вот… Вот это наглость! Она топнула ногой и отшвырнула куртку в пыльный угол тёмного коридора.

– Зараза! – крикнула Рене вслед. – Ходячий вирус вредности! Сухая гангрена морали! Глупый прожорливый макрофаг! Бесконечный некроз совести, а не человек! А ну, остановись и выслушай меня, Энтони Ланг, иначе я лично порву тебя на нуклеотиды…

Она прервалась, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, однако в этот момент опухоль на этическом долге целой провинции наконец обернулась и смерила таким взглядом, что под окончательно растрепавшимися косами у Рене вспыхнули уши. Они полыхнули в темноте коридора прожекторным светофором, прежде чем осыпаться искорками бенгальских огней. Ну а Тони намеренно молчал несколько слишком долгих секунд, прежде чем чуть скривил краешек губ и медленно протянул:

– Говори же. Ну! Ты, кажется, собиралась что-то мне сообщить, так давай. Потому что, меня ждут.

Окончание«из-за тебя»повисло в воздухе немым укором. По крайней мере, так показалось Рене, которая со стуком зубов резко захлопнула рот. Стало неуютно, потом неловко, а затем в голову ударила волна удушающего стыда. Рене попробовала что-то сказать, но лишь облизнула пересохшие губы. Энтони же, который наблюдал за ней с совершенно непонятным выражением лица, вздохнул и снисходительно бросил:

– Я настоятельно рекомендую тебе вернуться в Монреаль.

На этих словах он коротко кивнул на прощание и направился прочь, в сторону яркого пятна света, льющегося из открытых дверей. И когда створка с грохотом закрылась, Рене со всей силы ударила рукой по стене. Ну, что за дура? Не могла орать ещё громче, чтобы услышали даже чайки на шпиле Шато-Фронтенак? Кошмар… Подхватив куртку, она стремительно сбежала по каменным лестницам, едва не смела рождественские украшения с деревянных перил и вырвалась прочь – в Сочельник.

На то, чтобы проморгаться от яркого света, которым сверкал свежевыпавший снег, ушла минута. А может, и больше. Рене не знала, потому что отчаянно пыталась найти рукава. Она шарила рукой по быстро остывшей ткани и натыкалась то на капюшон, то вовсе на какой-то карман. А когда, наконец, победила, закуталась и нахохлилась, точно разбуженная в неурочное время сова. Рене отчаянно и бесполезно сердилась. На себя за порывистость, на Тони за авторитарность, на комиссию за вредность, даже на Энн, которая дала ворох таблеток, но не подумала, чем их запить! Пальцы нашарили в кармане хрустящий блистер. Наверное, стоило выпить одну. Рене чувствовала, как начинает ломить сухой лоб, – верный признак того, что скоро захочется сдохнуть. Но, оглянувшись, она не нашла ни одной работающей лавки, которые обычно всегда располагались неподалёку от главного корпуса. Конечно. Завтра же Рождество. Так что Рене закатила глаза, круто развернулась и вновь взобралась по лестнице, чтобы толкнуть тяжелые двери и слезившимися теперь из-за темноты глазами отыскать яркое пятно снекового аппарата. Слава богу, бездушная электроника не знала про праздники.