И солнце взойдет. Она

За следующие полчаса они в абсолютной тишине пересекли весь Монреаль. Ехали молча. Только иногда что-то бормотала спящая на заднем сиденье Роузи, и едва слышно вздыхала рядом с ней Энн. Обернуться и посмотреть на подруг Рене не решилась. Она вообще старалась не шевелиться, чтобы не привлекать к себе внимание взбешённого Ланга. А тот всё резче входил в неочищенные от снега повороты, перегазовывал на редких светофорах и так сжимал в руках руль, что тот едва не трещал.

Наконец они остановились около небольшого дома – такого же аккуратного, как и вся старательно отскобленная до асфальта улица, – и Энтони вышел из машины. Он осторожно забрал недовольно заворчавшую Роузи, а потом подошёл к двери. Горело всего одно окно, но Ланг решительно и громко постучал ногой в дверь, а через минуту Рене с удивлением увидела на пороге доктора Фюрста.

– Что… что произошло? – донеслось до неё восклицание, пока сам Алан торопливо брал на руки сонную Роузи.

– Похоже на лёгкое отравление чем-то вроде «Молли»6. Мы с ней основательно промыли желудок, но лучше бы понаблюдать повнимательнее. Решил, ты справишься лучше наших дур из скорой и не станешь задавать ненужных вопросов.

– Да-да, – кивнул Фюрст и покрепче прижал к себе Роузи. А на Рене вдруг накатил страх. Так не должно было случиться. Не должно… Они же просто хотели повеселиться! Но тут до неё донёсся тихий вопрос: –Ist das Rene denn da im Auto? Was ist los?

Хотя растерянный Фюрст перешёл на немецкий, но своё имя Рене расслышала точно. Дело дрянь. Рене постаралась поглубже спрятаться в огромное для неё пальто, и вздрогнула от интонации повернувшегося к машине Ланга.

–Entweder hat jemand sie voll gesoffen, mit Partydrogen dazu, oder ich hätte keine blasse Ahnung von Fräulein Rocher,7– процедил он, и Рене услышала приближающиеся тяжёлые шаги. А дальше хлопнула дверь, завёлся двигатель, и машина опять стремительно вылетела на тихую улицу.

Следующей в списке добрых дел совсем не доброго сейчас Ланга оказалась Энн. После очередного получаса езды они остановились около частной клиники, название которой Рене видела впервые, но именно туда направился вместе с сонной подругой по-прежнему злой Энтони. Он тащил на себе вялую медсестру без малейших усилий, но его спина излучала такие волны презрения, что Рене стало нехорошо. Стыд мешался с неожиданно резко навалившимся похмельем, добавляя в душу яда.

Энтони не было долго. Настолько, что Рене успела задремать, прислонившись к холодному окну, и вздрогнула, когда рядом намеренно громко хлопнула дверца машины.

– Куда ты её отвёл?

– Очухалась? – вместо ответа выплюнул Ланг и раздражённо ткнул в кнопку запуска двигателя. И только когда они выехали с небольшой парковки, он соизволил продолжить: – Пристроил к знакомому на ночь в стационар. Поставят капельницу, понаблюдают, а утром отпустят ко всем чертям.

– Понятно, – прошептала Рене и снова затихла.

Они неслись по тёмным улицам в неведомом направлении. Мимо пролетали дома, какие-то парки, дворы… Колесо обозрения и даже мост. Рене бездумно наблюдала за сменой пейзажа, прежде чем слева замаячил старый порт, а впереди прямая, точно стрела, дорога. Место оказалось совсем незнакомым. Рене слишком плохо знала город, но открыть рот и спросить Тони, куда он их привёз, смелости не нашла. Всё, что она могла – смотреть в окно на унылые кучи сугробов. Ничего интересного, чтобы хоть как-то отвлечься от мерзостных мыслей. Рене готовилась вновь задремать, но выскочивший из-за угла огромный комплекс заставил вздрогнуть от неожиданности.

Совершенно честно Рене могла сказать, что никогда не видела ничего подобного. Слышала, да, – мельком или по новостям, теперь и не вспомнить, – но воочию лицезрела впервые. Ибо то, что предстало перед глазами, нельзя было назвать домом. Оно больше походило на огромный склад вагонных контейнеров, из которых зачастую собирали гигантские стены в каких-нибудь сортировочных центрах. Там они выстраивались пёстрыми городами, высились замками или целыми бастионами. Но здесь серые коробки из стекла и бетона больше напоминали плод игры в «Дженгу» и геометрию на грани коллапса. Это был футуристичный брутализм, каким его видели с полвека назад. Рене ошеломлённо выдохнула:

– Что это?

– «Хабитат», – коротко отозвался Тони, а она недоумённо скривилась. Кто? Глупое название ни о чём не сказало, так что Рене вгляделась в хаотично разбросанные панорамные окна, что своими яркими пятнами смотрели на Монреаль.

– И что мы будем делать в этом… «хабитате»?

– Ты ничего. А я здесь живу, – пришёл ещё более сухой ответ, и Рене обиженно поджала губы. Как грубо!