И солнце взойдет. Она

– Затем, что я так давно и безнадёжно в тебя влюблена. Представляешь? – Рене пожала плечами, а потом встала на цыпочки и быстро коснулась по-прежнему напряжённо сжатых губ. Чуть отстранившись, она сцепила дрожавшие пальцы. – А потому мне нужно знать, есть ли после всего случившегося хоть один шанс когда-нибудь остаться только твоей? Ведь свой выбор я сделала.

Тишина между ними длилась невыносимо долго, и за эту временную пропасть сердце Рене оборвалось раз пятнадцать, прежде чем испуганно дёрнулось, а потом неистово заколотилось. Оно словно молчало всё это время и вдруг забилось, когда Энтони подхватил её на руки и почти швырнул на стоявший вдоль стены узкий каменный столик. Рене ждала лишь слова – «да» или «нет». Но вместо этого лопатки упёрлись в холод огромного зеркала, пальто оказалось отброшено в сторону, а в шею уткнулся ледяной кончик длинного носа, пока пальцы всё сильнее впивались в разведённые бедра. Шумно втянув воздух, Тони на мгновение замер и вдруг глухо проговорил:

– Надеюсь, ты действительно знаешь, что делаешь…

– Да! ДА!

– …потому что я, кажется, уже нет.

Убедить Энтони в правильности их сомнительного порыва Рене не успела. Он просто не дал такой возможности и наконец-то занял рот поцелуем, когда раздвинул её губы своими. Ланг без предупреждения провёл языком по самому краешку, отчего она почти задохнулась, а потом мир поглотил сладкий вкус мяты. Из груди вырвался всхлип, и в ответ талию стиснули сведённые в нетерпении пальцы.

Господи… После сегодняшнего чувствовать на себе такие родные руки казалось чем-то божественным, совершенно естественным, столь настоящим и правильным, что Рене, словно безумная, тянулась к Тони навстречу. Она целовала предплечья и ловила губами ладони, пока те сжимали в своём кулаке пряди волос или ласкали покрасневшие скулы. Рене царапала о пряжку ремня обнажённую кожу на животе и старалась запомнить каждый вздох, каждый жест или взгляд, с каким Энтони смотрел на её открытое тело. И впервые так хотелось понравиться! Забыть, что между ними столько лет разницы. Что он наверняка повидал красивее и лучше – без дурацкого шрама и бледных веснушек. Но Ланг всё равно расцеловывал каждую точку и некрасивую линию. И хотя Рене успела продемонстрировать ему всё, упрямо находил нечто новое в розовом цвете сосков, и в ямке пупка, и даже в темнеющей полосе, что протянулась через лицо до самой груди.

Да, Тони не был нежен и ласков – только не после того, как до этого тела дотронулось столько рук! Кусался, царапался и почти дрался с собственной совестью, стараясь быть осторожней, хотя явно хотел содрать с Рене кожу – срезать её лоскутами, а потом любовно вырастить новую. Только его и ничьё больше. Личное. Тайное. Так что, когда одним резким движением он стянул с бёдер Рене джинсы, то не стал тратить время на что-то ещё. Те так и остались болтаться на прижатых к груди коленях. Следом раздался хлопок отброшенного в стену бумажника, шелест фольги, а потом Рене едва не задохнулась, когда Тони вошёл.

Он не думал о чьём-то комфорте – упаси господи! – слишком уж был зол. На себя, на обстоятельства и на Рене, которая где-то в шестнадцать поймала свой первый опыт. Тони ведь всё это понял. А потому прямо сейчас окончательно делал своим то, что и так давно принадлежало ему. И движения были грубыми, рваными, отчего голова Рене металась из стороны в сторону по гладкой зеркальной поверхности, а руки до судорог впивались в мужские предплечья. Впрочем, она не возражала. Её трясло от рвущего на молекулы напряжения, которое никак не могло найти выход. Вперёд и назад, а пару раз Энтони вошёл так глубоко, что на глаза навернулись слёзы. Неудобная поза… и слишком крошечная была для неё Рене. Но она всё равно впивалась зубами в чужие губы, ногтями цеплялась за шею, с каждым новым жёстким толчком пыталась прогнуться навстречу, прежде чем уткнулась лбом в свои же колени и захныкала от удовольствия вперемешку с ноющей болью.

Но Тони, похоже, был опять недоволен. Потому что неожиданно вышел и перевернул ещё содрогавшуюся от оргазма Рене, поставив на четвереньки. Её ладони неловко упёрлись в холодное зеркало, со столика что-то с грохотом рухнуло на пол, но никто не оглянулся. Вцепившись в жёсткую раму, Рене на мгновение встретилась в отражении взглядом с Энтони, а потом тихо захныкала, когда тело попросило ещё. Мужская рука скользнула меж стянутых джинсами бёдер, коснулась промежности, раздвинула вход, размазав почти капавшую на бельё смазку. Ну а затем Рене ощутила, как нарочито лениво скользнул внутрь Энтони. Будто бы издевался над тем, как ей не хватило каких-то мгновений. Он сделал мягкий толчок и вышел обратно. Замер на пару секунд и двинулся снова, вместе с липкими пальцами, которые теперь прижимались так сильно. Глаза закатились.

– Ну-ка, сама, – прошелестел где-то у виска его голос, а на правую ягодицу прилетел звонкий шлепок. – Я хочу видеть.