И солнце взойдет. Она

И ничего не оставалось, как на дрожащих ногах чуть приподняться, а затем опуститься так медленно, чтобы от ощущения полноты перехватило дыхание. Вверх и вниз. Вверх и… Рене двигалась неуклюже. Она изредка смотрела на себя в отражении зеркала, но больше на Тони, который не отводил взгляда от той точки, где сходились два тела. И Рене хотелось дать ему больше. Потому она цеплялась пальцами то за деревянную раму, то за предплечья, скользила грудью по ледяному стеклу или прижималась спиной к колючему свитеру Энтони.

Рене покачивалась всё быстрее, уперевшись коленями в узенький столик. Было твёрдо и неудобно, но она сильнее выгибалась и тёрлась о щедро подставленную ладонь – большую и немного шершавую, так идеально лёгшую ей между ног. А потом Рене ощутила длинные пальцы, которые так резко нырнули вслед за членом, что захотелось кричать. Но она лишь тихо всхлипнула, когда в первый раз ощутила почти болезненное растяжение. И пусть скомканные джинсы грубо впивались в натёртую кожу, руки соскальзывали, а грудь уже ныла от щипков и поцелуев, но в один миг всё внутри снова скрутило болезненно-лихорадочной судорогой. И тогда, словно почувствовав, Энтони сам качнулся вперёд. Ещё и ещё… Рене хватило трёх раз, прежде чем она всё-таки застонала от облегчения и прижалась щекой к холодному зеркалу. Вокруг что-то происходило – дыхание, руки, шлепки, невнятный шёпот. Она запомнила только одно – как, откинув с плеча мешавшие пряди, Энтони на мгновение остановился, а затем прижался губами к татуировке за ухом. Он глухо смеялся, зацеловывая каждый из лепестков, и потому последний толчок вышел неожиданно нежным. Оба замерли, с удовлетворённым восторгом увидев, как их дыхание смешалось в одно туманное облако на глади холодного зеркала. А потом Рене услышала немного самодовольное:

– Ma petite cerise à moi, n'est-ce pas?

– Oui…8

Глава 5

Рене медленно вздохнула и ощутила, как по спине мягко скользнули кончики пальцев. Они провели линию вдоль напряжённойmusculus erector spinae, запутались в растрепавшихся косах, вернулись к лопаткам, а потом вокруг живота уверенно обернулась мужская рука. Тони крепко придерживал за талию, пока Рене пыталась выпрямиться на слишком узком столике, и тихо рассмеялся, когда она всё-таки потеряла равновесие. Его дыхание теплом ощущалось на воспалённой коже за ухом, куда Ланг то и дело утыкался своим длинным носом, словно хотел ощутить аромат нарисованных цветов. И этот жест казался уютным.

С трудом, под негромкие шутки кое-как натянув на Рене джинсы, Тони помог усесться на столик, а потом с характерным чпоканьем наконец стащил презерватив и вдруг растерянно огляделся по сторонам, будто не знал, есть ли в его доме мусорное ведро. Но затем пожал плечами и с невозмутимым лицом отправил кусок резины в чудом уцелевшую декоративную вазочку для бумаг. Рене фыркнула. Всё прочее битыми осколками валялось на полу вместе с её ботинками и пальто, лишний раз подтверждая, что в умении создавать хаос доктору Лангу действительно не было равных. Однако от увиденного беспорядка, а потом от осознания собственной полунаготы на Рене внезапно накатило смущение. Она постаралась как можно незаметнее прикрыть рукой грудь, сделав вид, что состояние причёски сейчас самый важный вопрос, но манёвр не удался. Энтони насмешливо вскинул бровь, и щёки окончательно залил румянец стыда.

– Очень своевременно, – пробормотал Ланг, когда привёл себя в порядок. – Пойдём.

Но стоило Рене выпрямиться, как низ живота тут же свело судорогой, отчего дыхание перехватило. Объяснять, в чём именно дело, не пришлось. Они оба знали, что столик – не самое удачное место, и, конечно же, оба легкомысленно это проигнорировали. Так что, резво подхватив на руки согнувшееся пополам тело, Тони перешагнул через обломки недешёвого декора и двинулся вперёд по длинному белому коридору. Такому светлому, что невольно возникли ассоциации с тем самым тоннелем, о каком обычно рассказывают после клинической смерти. Рене содрогнулась и покрепче прижалась к тёплому джемперу.

– Почему не сказала?

В смысле?! Рене моргнула, ожидая подвоха, но Энтони был драматично серьёзен.

– Видишь ли, – недоверчиво протянула она, – в тот момент я была немного занята другим. Активно вырабатывала окситоцин.

Она замолчала, посчитав тему исчерпанной, но требовательный взгляд и вздёрнутая в наигранном непонимании бровь сообщили об обратно.

– Господи, Тони. Я кончала!

Раздалось скептическое хмыканье, но больше Энтони ничего не сказал. И Рене уже было понадеялась, что на этом глупые вопросы закончатся, но тут последовало нечто вовсе нелепое.

– Полагаю, мне следует извиниться.

– У тебя это входит в привычку, – мягко улыбнулась Рене, но лицо державшего её на руках мужчины осталось невозможно серьёзным. Она закатила глаза. – Тони, за что мне тебя извинять? За то, что был самим собой, и мне это понравилось? Или за то, что я получила по заслугам, и мне – какая неожиданность! – тоже понравилось?