И солнце взойдет. Она

Однако утопиться в ванной из собственных слёз ей не позволили. Энтони закатал рукава и принялся оттирать пыльные серые пятки, не обращая внимание на тут же промокшие от воды джинсы. Какой… позор! Рене попробовала взбрыкнуть, но лодыжки уже знакомо предупреждающе сжали, и сопротивление стихло.

– Всё ещё стоишь на пуантах? – спросил Тони, пока ощупывал связки. И Рене чуть не поперхнулась попавшей в рот пеной.

– Нет… Да… Не совсем. Я… Недавно впервые за десять лет встала, – наконец выпалила она. – Обычно занимаюсь без. Помогает держать мышцы в тонусе после дежурств.

Последовало негромкое хмыканье, и мочалка щекотно скользнула в ямку под косточкой на щиколотке.

– И что? – негромко протянул Ланг. – Танцы на столах входят в программу разминки? А обнажение перед незнакомыми людьми?

– Нет, я… – Рене попробовала оправдаться, но задохнулась от ощущений, когда мыльные руки вдруг огладили пальцы на левой стопе. Ласкающим движением они очертили каждую фалангу, чуть задержались на косточке и скользнули дальше по коже к покрытому пеной колену. – Тони, я не…

– Нет? А мои глаза сказали мне – да, – всё так же тихо и почти напевно проговорил он. А обе его ладони уже оглаживали скрытые под водой бёдра, пока неожиданно не упёрлись в дно ванной. Энтони стремительно наклонился вперёд, нависнув над замершей сурикатом Рене, и процедил: – Никогда больше так не делай. Ты меня поняла?

–Oui… – выдохнула она в приоткрытые губы.

Этот поцелуй вышел иным. Глубокий и жадный, он ставил точку в событиях ночи, чтобы тут же перелистнуть и открыть другую страницу. Рене потянулась к обнимавшему её Энтони, прижимаясь всем телом. Она не заметила, что пачкала пеной давно ставший сырым чёрный джемпер, как сжимала в ладонях так знакомо растрепавшиеся волосы и гладила бледные впалые щёки с налётом щетины. Её губы нежно собирали ароматные мыльные брызги, но даже сквозь химический запах цветов Рене ощущала тот единственный аромат мяты. Однако Энтони вдруг отстранился, и ничего не осталось, как хватать ртом влажный, чуть душный воздух ванной комнаты. Хотелось ещё, но…

– Мойся. Я подожду тебя снаружи, – прошептал он, целомудренно коснулся поцелуем влажного лба, а затем резко задвинул матовую стеклянную створку. Рене осталась одна.

Она отмывала себя долго и тщательно, будто хотела стереть из головы воспоминания об этом вечере, который лишь чудом закончился хорошо. Чудом и Энтони Лангом. Гель для душа, шампунь, жидкое мыло, кажется, даже кондиционер для белья, которым пахло пушистое полотенце, – в общем, все эти одновременно чужие, но такие знакомые нотки заставляли сердце отчаянно биться, покуда во рту вновь ощущался солоноватый вкус кожи, а губы саднило под горячими струями воды. И даже в запотевшем зеркале шкафчика Рене видела их алый контур.

Спустя почти две четверти часа она вышла из ванной. В огромной, доходившей до колен футболке чёрного цвета Рене казалась похожа на маленького пингвина. По крайней мере, что-то подобное фыркнул себе под нос Тони, прежде чем зашагал по стеклянному коридору. Казалось, вся квартира состояла из узких воздушных соединений, лестниц и внезапных прозрачных стен между квадратными комнатами. В них Рене успела распознать большую террасу, а на втором этаже под стеклянными крышами был спрятан зал, из которого открывался вид на ночной Монреаль. Это был странный дом. Ни на что не похожий. На первый взгляд совсем небольшой, но внутри будто спряталась целая Нарния.

В спальне оказалось темно. Поставленная на пол рукой чудного дизайнера лампа почти не разгоняла мрак, и уже было привыкшая к кристально-белым комнатам Рене подслеповато моргнула. Здесь опять всё было иначе. Бетонные стены без единого мазка краски, пол из грубого дерева, – она чувствовала босыми ногами его шероховатость! – пара кресел, вмурованный в стену шкаф и огромный матрас, который лежал на полу. Без каркаса или специальной подставки, словно его бросили при переезде, пнули к стене, да так и оставили. Только добавили пару декоративных подушек, а сверху накрыли большим одеялом.

– Ты спишь на полу? – удивилась Рене, а сама присела на корточки и попробовала ладонью упругость пружин.

– Это кровать. – О, в голосе Энтони зазвенели нотки упрямства. Похоже, ему не первый раз задавали подобный вопрос, на который он уже порядком устал приводить аргументы. Что, ваши женщины ожидали взлётное поле размером с Онтарио, доктор Ланг? Хитро улыбнувшись, Рене манерно протянула:

– Это матрас, Тони. И он лежит на полу. А значит, ты тоже будешь лежать на полу, и крошечная прослойка из поролона не изменит данного факта.

– Ты всегда такая зануда? – вздохнул он, а потом откинул одеяло, приглашая устроитьсяна полупоудобнее. – Агент что-то вещал про энергию Земли, связь с природными элементами и прочую чушь. Я не знаю. Господи, я просто купил этот дом и оставил как есть…

Его прервал звонкий смех, с которым Рене вдруг поднялась, повернулась к Энтони, а потом резко раскинула руки в стороны и упала на приятно спружинившуюкровать. Значит, и правда интерьер из буклета.