И сплетаются нити судьбы...

Подросток пожал плечами и побежал догонять своих, а женщина побрела дальше. И каждый новый шаг давался всё трудней и трудней. Рука стала искать опору, шаря вокруг. Пальцы скользнули по чему-то холодному и тонкому, вроде прута, сжали его в ладони. И эта прохлада показалась ей настолько живительной, что женщина прижалась к ней пылающим лбом и заплакала горше…

Сколько она так простояла, неизвестно. На плечо легла теплая широкая ладонь, а голос, спокойный и умиротворенный, участливо спросил:

— Что с вами?

Полина Яковлевна подняла на его обладателя глаза. В черной, длиной до пят, рясе с небольшим крестом на груди перед ней стоял совсем еще молодой священник. О его немногих летах свидетельствовала еще совсем жиденькая русая бородка.

Он взял женщину под локоть и повел за собой.

Полина Яковлевна впервые была в церкви. Тут пахло ладаном и воском. До службы оставалось еще часа два, и поэтому в храме почти никого не было. Священнослужитель не стал останавливаться и прошел в какую-то комнату, так и не выпустив локтя гостьи. Он усадил ее на стул, а сам вышел. Бедная бабушка пыталась оглядеться, да где там?! Слезы застилали глаза, не рассмотреть ничего. Вновь хлопнула легонько дверь, и в руки Полины Яковлевны опустилась горячая кружка с чем-то душистым.

— Выпейте. Это ромашка, вам полегчает, — проговорил батюшка, улыбаясь.

Та послушно сделала пару глотков, и вдруг всё рассказала этому молодому мужчине, который годился ей в сыновья. Она говорила и говорила. О матери, об отце, о Светочке, о Яше, а когда добралась до Ромалы, так слова вымолвить не смогла.

— Умирает. Умирает деточка моя. Умирает с горя. А мне-то как быть? Мне-то зачем жить? — лепетала она, давясь слезами.

— Господь послал вам и вашей внучке это испытание. Девочке очень трудно сейчас, и я рад, что она не взяла грех на душу и не наложила на себя руки. Но вы можете помочь ей, — сказал он, — помолитесь за нее. Помолитесь, чтобы Отец наш дал ей силы пережить эту утрату. Только в Его власти утешить ее.

И вот тогда — впервые в своей жизни — Полина Яковлевна молилась. Она не знала, как это нужно делать правильно, просто повторяла и повторяла, как заклинание, как заговор:

— Господи, помоги! Господи! Помоги Ромале!

В эту церковь она станет ходить ежедневно. И даже когда Ромала поправится, она придет сюда и будет также отчаянно благодарить Бога, как когда-то молила о помощи.

Глава 35.

Тетя Галя постучалась в дверь палаты Ромалы. Вчера поздно вечером к ней приходила Фаина. У молодой женщины вошло в привычку навещать ежедневно своих несостоявшихся родственников. Приходила, помогала по хозяйству и практически всё время молчала. А вчера вдруг расплакалась. Конечно, Сашина мама знала, что невеста сына в больнице. Вот только даже предположить не могла, что Ромале настолько плохо. Она выслушала Фаину и промолчала.

Своя боль была такой, что сравнила бы, да не с чем! Снился он матери почти каждый день. И снился еще маленьким, лет пяти-шести. Это, наверное, был последний раз, когда он прибежал и спрятал заплаканное лицо в материных коленях. А она гладила и гладила льняную голову, да приговаривала, что всё будет хорошо, что скоро он станет большим, и ребята не будут его задирать… Сынок…

Конечно, больно. Вот только Ромала и правда может умереть. Умереть от тоски. Поэтому тетя Галя собралась, оделась понаряднее, да и поехала к невесте сына.

То, что она увидела в больнице, ее напугало. Она даже предположить не могла, что всё настолько плохо. В похудевшей, осунувшейся девушке, сидящей на кровати, трудно было узнать ту жгучую красавицу, которую так любил Саша. Женщина постояла у двери, стараясь успокоиться, а потом, улыбнувшись, прошла в палату.

— Господи, чудо-то какое! — воскликнула она. — И где же та красотка, по которой парни с ума сходят, а? Не знаешь?

Ромала посмотрела на нее — комок подкатил к горлу несостоявшейся свекрови. Не глаза сейчас смотрели на осиротевшую мать, а душа — изглоданная, истерзанная. Тетя Галя хотела что-то сказать еще, но слова застряли в груди, и женщина отвела глаза.

— Ты что это удумала, а? — спросила она приглушенно. — Вслед за ним собралась? Думаешь, он рад будет?

— Нет. Думаю, что вы должны меня ненавидеть за то, что я не спасла вашего сына. Помните, я в обморок упала на проводах? Я просто увидела гроб в его комнате, а на нем… Сашину фотографию с черною лентой на уголке. Это было предостережением, а я… я… ничего не сделала. Не смогла остановить, уберечь, не спасла самого дорогого для меня человека.

— Что ты такое говоришь? — проговорила мать Саши.

Только теперь она поняла, что убивает бедную девушку не тоска, а чудовищное чувство вины. Ест поедом ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Ест, не щадя своей жертвы. Тетя Галя опустилась на кровать и прижала к себе взлохмаченную голову.

— Я должна была его остановить. Должна была, как вы не поймете? — зашептала девушка горячо. — Зачем тогда мне послали это предупреждение?