И СТАЛИ ОНИ ЖИТЬ–ПОЖИВАТЬ

 Глубоко вдохнув и выдохнув, успокаивая бешено колотившееся в груди сердце, охотник выпрямился во весь рост, прищурился, прицелился и запустил самой большой картошиной на крышу облюбованного склада так, чтобы она не скатилась на землю, а уперлась в легкую дырявую железяку.

 Костеевец забыл мерзнуть и насторожился.

 Второй метательный снаряд через секунду угодил в жестяной треугольник со стертыми дождями и временем буквами.

 Недаром односельчане его звали Пашка–без–промашки: обе картохи поразили цель идеально.

 Вывеска покачнулась и мерзко заскрипела.

 Офицер подскочил, выставил вперед руку с мечом, и крадучись, как будто его шаги по грязи могли быть слышны на другом конце города, или квартала, двинулся к источнику подозрительного шума.

 Пашке только этого и надо было.

 Словно подброшенный пружиной, он вскочил и бросился к самому дальнему из ковров.

 Несколько ударов ножом — и настала очередь второго ковра, за ним третьего…

 Заслышав еще более подозрительный шум — и снова у себя за спиной — офицер начал было оборачиваться, как вдруг старый кусок прогнившего железа сдался под напором рекордного урожая матушки Дно и со скрежетом заскользил вниз по ребристой оцинкованной крыше.

 Офицер, разрываясь между двумя фронтами, отважно предпочел легкому шороху, вероятно производимому бродячей кошкой или приблудной дворнягой, вполне конкретный и грозный грохот железа, и с мечом наперевес подпрыгнул, уцепившись за желоб действующий, чтобы выяснить, кто прячется на крыше и убедить его впредь так не поступать.

 И тут обломок ржавого желоба, который вполне можно было бы использовать в качестве решета или дуршлага, достиг, наконец, края крыши, к которому толкала его бесцеремонная картофелина, и хотел уже отправиться в последний путь в бурые заросли сухой лебеды у стены родного сарая…

 Но дорогу ему и его приятельнице картошке преградила голова командира фуражиров.

 «Дзень!» сказал желоб, «Шмяк!» сказала картошка, «Все сюда!!!..» — сказал офицер, и вся компания приземлилась в грязь, офицером вниз.

 Немного поразмыслив, к веселому обществу присоединился и выдранный из своих крюков новый желоб, звучно огрев нарушителя своего спокойствия и равновесия по рогатому шлему.

 Но всё кончилось хорошо.

 Офицер, размахивая во все стороны мечом и пиная перед собой воздух ногой, сумел продержаться до подхода подкрепления.

 Приход подкрепления напугал незримого, но доказавшего свою опасность врага, и тот исчез, как Снегурочка в хлебопекарне.

 Пашка, уткнувшись в коленки, давился и кис от беззвучного смеха за своей бочкой.

 Дело было сделано.

 Оставалось только ждать, кто первый.

 Первыми успели закончить погрузку краденного умруны.

 Довольным взглядом окинув гору мешков и бочонков с мукой и крупой, громоздящихся на всех трех коврах повышенной грузоподъемности, офицер пристроил сломанный замок обратно в петли на двери разграбленного склада, чтобы, когда они вернутся сюда в следующий раз этой ночью, всё выглядело как и должно и ни один случайный прохожий не поднял тревогу [189], занял свое место на головном ковре и дал команду на взлет.

 Один за другим, три ковра тяжело оторвались от земли…

 В переулке послышался топот множества ног, явно оказавшихся в этом заброшенном ночью районе города не просто так, и звон железа.

 - Вон они, вон они!..

 - Стой!..

 - Держи их!..

 - Лови их!..

 Но ковры уже были вне пределов досягаемости даже самой длинной алебарды в руках даже самого высокого дружинника.

 Самое время позлорадствовать перед тем, как оставить этих бедных людей бушевать и кипеть в собственной желчи на грязной темной улице, решил офицер.

 Не всё им нас бить.

 - Ну, что, проспали, вояки–забияки? — свесил голову в рогатом шлеме, однажды сегодня уже спасшем ему жизнь, самодовольный рейдер. — Ну, давайте! Покричите, попрыгайте, повопите!.. Дармоеды! Идите лучше похвастайте вашему командиру, как вы прохлопали полторы тонны хлеба и овса! Из–под носа у вас их увели, из–под самого вашего сопливого носа! Нате, утритесь!..

 И вниз с флагманского ковра полетела какая–то грязная тряпка.

 - У–у–у–у, гады!!!.. — взревели дружинники, но разве их, супостатов, теперь достанешь…

 - Валите, дрыхните дальше, бестолковый сброд! Ждите нас утром, открывайте ворота! Пока! — помахал им на прощанье рукой в кожаной краге офицер и выкрикнул приказ своим умрунам трогаться в путь.

 Дружинники бессильно взвыли, потрясая бесполезным оружием, как вдруг над их головами раздался треск.

 Многоголосый треск, если быть точным, сопровождаемый испуганным воплем только что насмехавшегося над ними голоса и бомбардировкой крыш и проулка мешками, бочками, шестоперами, умрунами и офицером.

 - Ага!!!.. — мстительно возопили лукоморцы, и с алебардами и веревками наперевес бросились собирать посланный небесами урожай.

 - Марфа с вами? — выскочил из–за угла худощавый парнишка в овчинном малахае и с колчаном.

 - Пашка?.. — донеслось откуда–то сверху.

 - Тетка Марфа!.. Я здесь!..