Камень в золотой оправе на его груди засветился, и дверь медленно отворилась. В глаза, успевшие привыкнуть ко мраку и факельному свету лестницы ударил солнечный свет.
Перед Серафимой предстала бескрайняя комната с самыми громадными, какие только она видела в жизни, окнами во все стены. Посредине круговую оборону заняли угрюмые шкафы, окруженные стеллажами, заваленными фолиантами, свитками, глиняными дощечками, сосудами, чучелами отвратительных неопознанных существ и прочими различными известными и неизвестными предметами, инвентаризация которых заняла бы, наверное, половину из этих фолиантов.
К самым окнам были придвинуты массивные дубовые столы. На одних были раскатаны рулоны карт, исчирканных красными и черными стрелами, на которых стояли фигурки солдат, коней и свирепых зверолюдей с дубинами.
Солдат Костея, подумала царевна.
Тех самых, про которых говорила Находка.
На других столах лежали тарелки дальнего видения, как у Ярославны, только раза в три больше — несколько сервизов, если пересчитывать в общечеловеческие единицы измерения, и по всем каталось без устали что–то круглое и тяжелое. У Серафиминой бабушки это было золотое яблоко. Тут, в соответствии с общей эстетикой замка, вполне могла оказаться медная картошка.
Пространство, не занятое блюдами и картами — пол, редкие простенки между окнами, стулья, табуретки, стремянки — было покрыто книгами. Казалось, они жили здесь своей собственной жизнью, сходились, размножались и расползались где, как и когда хотели, и те два человека в застиранных серых балахонах, которые при звуках открывающейся двери бросили свои занятия и переломились перед Костеем пополам в поклоне, не могли и не хотели им препятствовать.
- …Что бы непосвященные не представляли себе, в мастерской мага нет ничего интересного. Магия — тяжелый, кропотливый, утомительный труд. Я исследовал ее глубины, поднимался на самые головокружительные высоты, и теперь, когда равного мне мага нет во всем Белом Свете, и никогда не будет, я могу заниматься покорением мира в свое удовольствие, а скучную однообразную работу оставить тем, кто ничего другого свое серостью и заурядностью не заслуживает.
Он кивнул в сторону застывших с головами в районе коленок чародеям.
- Производство ковров–самолетов, тарелок наблюдения и прочих предметов магии и для магии осталось там, за закрытыми дверями, мимо которых мы проходили. Как я уже говорил, не–чародею наблюдать за этим будет скучно и неинтересно, что бы он себе не представлял. Если рассматривать мою магию как некое живое существо, то я бы сказал, что там ее руки. А здесь — глаза. Поглядите, ваше величество, — обвел он широким жестом открывающееся перед ними из окон пространство, заполненное до горизонта лесом, сливающимся вдалеке с лысеющими осенними горами. — Эти люди — помощники Зюгмы — день и ночь наблюдают за тем, чтобы ни одно живое существо не приблизилось к замку незамеченным. У такого человека, как я, всегда полно завистников, — горько, как будто не желая примиряться с суровой действительностью, вздохнул Костей. — Чем могущественнее правитель, тем больше у него врагов, готовых воспользоваться малейшей его оплошностью. Теперь, когда я нахожусь на пороге великих свершений, я не могу допустить этого.
- Но из окон, какими бы большими они ни были, видно только одну сторону замка, — резонно заметила царевна.
- А для этого у меня есть магические тарелки, — удовлетворенно сощурился царь. — Смотрите.
Серафима подошла к одной тарелке, другой, третьей…
Все они показывали незнакомые ей места — поле с марширующими по нему крошечными солдатиками, неизвестный город с неприветливыми каменными домами, какую–то широкую реку, лес с буреломом, большую деревню, пустую дорогу, еще один незнакомый город…
Костей с любопытством наблюдал за выражением ее лица.
Она понимала, чего он от нее ждет, и решила не обманывать его ожиданий.
- А скажите, ваше величество, — уверенно глянула она царю в глаз. — Эти ваши волшебные блюда могут показывать все, что угодно?
- Да, — кивнул он и стал ждать продолжения.
- Могу ли я попросить… показать мне…
Серафима заколебалась.
Больше всего на свете ей хотелось сейчас посмотреть на Иванушку, но из уст Елены Прекрасной эта просьба прозвучала бы странно. Посмотреть на мужа Елены — царя Василия? Но если Костей позволит воспользоваться тарелкой только один раз, ей бы не хотелось терять этот единственный раз именно таким образом. Да и вспышка необоснованной ревности нам тут ни к чему. Пока. Показать Лукоморск? Но если Костей увидит на изображении Елену и начнет расспрашивать… Или, еще хуже, все поймет? Ведь, что бы ни говорила Змиулания, различие между ней и настоящей Еленой Прекрасной можно рассмотреть не то что одним глазом, а вовсе закрыв глаза. А корона на Елениной голове тем паче расскажет все в одно мгновение…
Ну, что ж. Из трех зол выберем четвертое.
- Показать мне мою родину. Стеллу.
Костей с удивлением скользнул по ней взглядом, но никак не прокомментировал такое странное решение. Он подошел к ближайшей тарелке, простер над ней руки и забормотал заклинание.