И стали они жить-поживать

 Естественно, глубокие мрачные подземелья были проверены временем и надежны, как бабкина печь, но где в этом артистизм, где полет фантазии, где урок мирному населению? Какое от них удовольствие, наконец? Конечно, Костей с ним бы не согласился и, попадись он его недоброму величеству в споре под горячую руку, он сам бы рисковал закончить свои дни в каком–нибудь глубоком и мрачном подземелье, но здесь и сейчас Костея не было. Он сам был царем, хоть и на несколько дней, и в кои–то веки мог делать что хотел, и как хотел. В конце концов, что толку от власти, если ты не можешь поступать так, как вдруг захочется твоей левой пятке?

 К тому же, погребение заживо — это так забавно…

 

 

 

 Не успели узники подчистить последним куском хлеба из деревянных тарелок мутно–серую баланду — то ли от ужина недельной давности осталась, то ли поросята не доели — как отряд своих же родных лукоморских дружинников, но с неподвижными, отстраненными лицами и пустыми глазами, аж мурашки по коже — под командованием пришлого офицера в чужих доспехах пришли за ними и приказали собираться в путь.

 Путь их, впрочем, оказался недолгим и закончился, не успев толком начаться, на краю глубокой черной свежевырытой ямы, с огромной горой рыхлой земли с одной стороны и шаткими лестницами до самого дна — с другой.

 По приказу офицера дружинники окружили пленников, деревянно подняли пики и стали медленно надвигаться на испуганных людей.

 Выбор их был очевиден: или спуститься в яму по лестнице самим, или быть туда сброшенным.

 Через пять минут по такой же отрывистой односложной команде дружинники ухватились за рога лестниц, быстро вытянули их наверх и зашвырнули на отвал.

 - А мы?.. — закричал кто–то снизу. — А как же мы? А нам–то что тут делать?..

 - Вы–то? — заржал лейтенант Ништяк. — Вы тут жить теперь будете.

 - Зачем?!..

 - Его величество царь Чернослов Ужасный сказал, что для примера. Что народец местный будет сюда приходить, и на вас смотреть, как на зверей.

 - Ларишка, Ларишка, што он говорит, ашь?..

 - Зверинец, говорит, сюда приедет!..

 - А мы тут шидим…

 - Наглецы!..

 - Сами звери!..

 - Вы за это ответите!..

 - Да как вы смеете, мужланы!..

 - Вопите, вопите, — раздраженно плюнул в яму лейтенант. — Недолго вам вопить осталось, помяните мое слово.

 - Вам это так просто с рук не сойдет!..

 - Выпустите нас!!!..

 - Мы требуем условий!..

 - Условия тут царь Чернослов ставит.

 - Условий проживания!!!..

 Однако ответом их никто не удостоил.

 Отдав короткий приказ пятерым караульным никого не впускать, никого не выпускать, довольный собой лейтенант уже ушел отдыхать и забрал остальных дружинников с собой.

 Стих вдалеке топот сапог по уцелевшей брусчатке, и воцарилась нервная тишина.

 - Ну, что, бояре и боярыни… Вот и всё… — проговорил, наконец, кто–то замогильным голосом. — Пришла наша смертушка, и даже могилку–то рыть не придется, земелькой сверху присыплють — и всё тебе тут…

 - Тьфу, типун тебе на язык, боярин Демьян!

 - А ты чего думала, боярыня Варвара, что тебя сюда для острастки посадили, чтобы ты вдругорядь сплетни по городу не разносила?..

 - Это кто сплетни разносит, глаза твои бесстыжие? Да ты на женушку свою разлюбезную погляди! Это не их ли с боярыней Серапеей за глаза сороками называют? А за какие бы это такие добродетели–то, а? Да я по сравнению с ними…

 - Да ты на мою жену шибко–то не наговаривай!..

 - Ты на себя погляди, боярыня Варвара, чего ты на нас–то…

 - Это я–то на себя глядеть должна…

 - Любопытной Варваре…

 - Ларишка, Ларишка, што они говорят, ашь?..

 - Боярыне Варваре, говорят, нос оторвали!

 - Это Антипкиной–то Варваре оторвали?!

 - Нет, боярина Абросима жене!

 - Ашь?.. Какого боярина жена брошила?..

 - Не бросила! А Абросима!!!

 - Што ты орешь, глухая я, што ли? Ты шама определишь, што говоришь — то брошила, то не брошила, а потом ори на бабушку–то!..

 - Да что ли я на вас, бабушка, ору — я же ору оттого, что вы глухая, как пень, аж перед людями неудобно!

 - Я не глухая, Ларишка! Я прошто плохо шлышу!

 - Зато болтаешь хорошо, матушка!

 - А вы, боярин Никодим, на мою бабушку–то не кричите, на свою кричите!

 - А ты, девка, мала еще мне указывать!..

 - Зато наш род от самого Синеуса идет!

 - А наш — от Трувора!

 - Да кто такой ваш Трувор — конюхом у Синеуса служил, кобылам хвосты крутил!

 - Ах, так!.. Ах, так!… А ваш Синеус вообще…

 - Да тихо вы!!! Завелись, языки без костей, мелют что попало, закрути тебя в полено! Аж в ушах звенит! Тут и без вашей ругани тошно! Спать лучше ложитесь все, а утро вечера мудренее…

 - Так холодно же, на голой земле–то спать…

 - И дождь, вон, пошел…

 - Это тебе, граф Рассобачинский, на земле спать привычно — у тебя отец углежогом был, в землянке на болотах жил, там и сверху, и снизу текло. И фамилия твоя настоящая — Собакин. А нам, истинно родовитым боярам, чей род от Синеуса ведется…

 - А ты своим высоким родом в морду–то мне не тычь, боярыня Варвара! У самого распоследнего свинопаса предков ничуть не меньше, чем у тебя, только пока твои дармоеды записывались, наши работали! И титул моему отцу за заслуги перед короной даден, а Синеус твой — конокрад!

 - Ах, Боже мой, он карбонарий!..

 - Мужлан!