И стали они жить-поживать

 Ловко, как кошка, спрыгнул он с другого края телеги, увернулся от только что прибывшего на указанное ему командиром место медлительного дружинника и кинулся бежать со всех ног очертя голову.

 - Хватай его!!! — азартно, как будто не нарушителя ловил, а на стадионе болел, запрыгал на месте и закричал черносотенец, и Букаха послушно оставил в покое лошадь и кинулся вдогонку за своим пропуском в лучшую жизнь.

 Конец этого эпизода был бы печален в своей предсказуемости, но в каждом «наверняка» всегда есть свое «если».

 Если узамбарский буйвол недоволен, он постарается сделать всё, чтобы как можно большее число окружающих было своевременно проинформировано о его недовольстве.

 Доведенный сначала до красного, а потом и до белого каления хаотично перемещающейся алой шубой, Герасим отступил на несколько буйволиных шагов, разбежался и с треском высадил мощными рогами калитку загона вместе с изрядным куском забора.

 Половина которого отгораживала от остального мира носорога.

 Пока живая осадная машина с миопией разглядывала образовавшуюся пробоину и соображала, что бы это могло значить, Герасим с благоверной времени зря не терял…

 И какому идиоту вообще могло прийти в голову, что несение караульной службы на хозяйственных воротах — это скучно?

 Когда до тощей спины в коричневом армяке оставалось не больше метра, Букаха протянул руку и изо всех сил толкнул убегающего мужичка. Тот повалился на сухую траву, перекатился несколько раз и замер.

 Довольный Букаха остановился, пыхтя и отдуваясь, и вдруг услышал за своей толстой алой спиной звучное, полное радостного предвкушения: «М–м–м–у–у–у–у–у?..».

 Позабыв на мгновение про Граненыча, боярин резко остановился и злобно оглянулся, рассчитывая дать отповедь наглецу–черносотенцу, посмевшему его передразнивать…

 И оказался нос к носу с огромным иссиня–черным буйволом. В глазах его кровавым огнем горела боярская шуба.

 - М–м–м–у–у–у–у–у?!.. — из–за широкого плеча узамбарского быка выступила его рогатая супружница, и на черной капризной морде ее было написано «хлеба или зрелищ».

 Хлеба у экс–воеводы не было.

 И злонравная скотина об этом знала.

 - М–ммумум!!!.. — выкрикнул боярин, что должно было означать «Стража!!!», но у стражи в это время уже нашлось свое занятие…

 

 

 * * *

 

 

 Елена Прекрасная открыла и закрыла роман, лежавший у нее на коленях, нервно сжала кулаки и, не выдержав, снова поднялась и сделала шаг по направлению к кабинету Дионисия. Тяжелая книга с глухим стуком упала на ковер в виде плаката с надписью: «Книга — лучший подарок».

 - Ой, извините… — рассеяно проговорила она, подняла фолиант и положила на прикроватную тумбочку, смахнув при этом на пол зеркальце в серебряной оправе.

 - Да что ж это такое–то, а?.. — Елена нетерпеливо вернула вещицу на место и, не заметив повторившего путь зеркальца гребня, мягко ступая по теплому ворсу, продолжила путь к своей цели.

 - Д–дионисий?.. — мягким полушепотом спросила она, нерешительно остановившись рядом со столом, усеянным старинными пергаментами, более современной бумагой и затупившимися и свежезаточенными перьями всех размеров и мастей.

 - Да, царица? — отложив свои заметки, поднял он на нее слегка покрасневшие после бессонной ночи глаза, огромные за толстыми стеклами очков в роговой оправе. — Тебе беспокойно? Ты не находишь себе места? Тебе здесь душно и тесно? Душа твоя болит и плачет, раненой птицей стремясь кинуться вслед за доблестным Граненычем или на поиски родителей Василия?

 - Ты все сказал лучше меня, Дионисий… — устало опустилась на стул рядом со столом Елена. — Я так переживаю за Митроху… А еще больше я боюсь за Симеона и Ефросинью. Почему о них ничего не известно? Где они? Что с ними? И что будет, если Граненыч не сумеет выбраться из дворца? Если с ним что–нибудь случится по дороге? Ведь тогда Васенька не узнает… и когда он вернется… ничто не поможет…

 - Успокойся и отодвинь свои заботы в дальний угол самого дальнего чулана, царица, — маленькая морщинистая ручка библиотечного легла на смуглую, нервно подрагивающую руку Елены. — Своим беспокойством ты не поможешь никому, а себе и малышу можешь повредить. Все кончится хорошо, вот увидишь. На своем веку я перевидал… то есть, перечитал… немало историй, похожих на эту. Добро всегда торжествует. Это закон Вселенной. А законы Вселенной, в отличие от законов людей, выполняются безукоснительно.

 - Но Вселенная такая огромная… и медлительная… А нам некогда ждать, пока добро восторжествует само по себе, ведь промедление смерти подобно! Ему надо помочь, а мы не в силах!..

 - Ну–ну… Успокойся, царица… Хочешь чаю? С мятой, смородиновым листом, лимоном, молоком…