И ты познаешь любовь

В среду утром дождь прекратился. Выглянуло солнце, и его золотистые лучи ложились густыми пятнами на умытую ночным дождем траву и кусты. Наступил новый день, который принес новые заботы, а вместе с тем новые мысли и переживания. Маша проснулась позднее обычного. Она встала, накинула на себя легкий ситцевый халатик и пошла на кухню. Мария Петровна давно ушла на работу. На столе она оставила Маше большую глиняную кружку с молоком, ломоть серого хлеба и яйцо, сваренное вкрутую. Девушка с большим аппетитом позавтракала, потом сполоснула кружку и лишь после этого вышла в сад. Осторожно ступая, чтобы не замочить ноги о еще мокрую после дождя траву, Маша прошла к скамейке и присела на самый краешек. Где-то вдали пел соловей, заливаясь и захлебываясь. Пение соловья время от времени нарушали удары топора, доносившиеся из дома напротив. Деревня постепенно возрождалась из пепелища, оставленного немецкими захватчиками. Вернувшиеся с войны мужики истосковались по родной земле, плотницкому делу и, вообще, по тихой, мирной семейной жизни. Правда, немногие семьи дождались своих кормильцев. К их числу относилась и Мария Петровна Светлова, у которой война отняла не только мужа, но и детей. И все, что у нее осталось – это вера и надежда, и она каждый вечер перед сном неистово молилась перед маленькой иконкой о скорейшем возвращении самых близких ей людей. При этом она тихо плакала, и Маша, глядя на хозяйку дома, нервно покусывала губы, стараясь сдержать слезы. В силу своего характера девушка всегда быстро и свободно сходилась с людьми. Но с Марией Петровной все обстояло иначе. Хозяйка дома с самого начала повела себя с Машей отчужденно: подчеркнуто вежливый тон, никаких расспросов и бесед по душам. Часто по вечерам, сидя за чашкой чая в полной тишине, Маша незаметно бросала взгляды на Марию Петровну и невольно думала: «А ведь она могла бы быть моей матерью, доброй и любящей».

Маша не сомневалась, что Мария Петровна, несмотря на свой суровый вид, который она пыталась придать себе, на самом деле не была такой холодной и неприступной. И вскоре Маша получила тому подтверждение.

Трагический случай в поселке Мураши, повлекший за собой смерть семнадцатилетнего парня и его отца, явился именно тем толчком, который сблизил женщин. В тот день, когда Михась Ямпольский умер, Маша пришла домой с работы поздно.

Она переступила порог дома и, глядя на Марию Петровну, с болью в голосе сказала:

– Мария Петровна, он умер… Михась Ямпольский, красивый черноволосый парень, любимец мурашовских девушек, сегодня умер.

Шатаясь из стороны в сторону, Маша прошла в свою комнату и со стоном повалилась на кровать.

Крупные слезы бежали по бледному, как полотно, лицу девушки, время от времени она выкрикивала полусвязные фразы:

– Мы так хотели его спасти… Двенадцать дней он умирал на наших глазах, и двенадцать дней мы боролись за его жизнь… Но, Боже, почему ты так жесток, почему ты дал ему умереть?

Мария Петровна знала о трагическом событии, произошедшем в поселке Мураши. Новость эта с молниеносной быстротой облетела близлежащие деревни и вызвала в душе каждого чувства боли и страха. Саперы, вызванные местными властями, обнаружили на колхозном поле, где подорвались на немецкой мине отец и сын Ямпольские, склад немецких боеприпасов. Потребовалось несколько дней, чтобы обезвредить их. Возможно, Михась и его отец своими смертями спасли не одну человеческую жизнь. Глядя на девушку, Мария Петровна почувствовала сильное волнение. Она села рядом с Машей на кровать и морщинистой старческой рукой стала гладить ее по волосам.

– Все, все… успокойся… Не надо так убиваться, – утешала Мария Петровна девушку.

Маша подняла мокрое от слез лицо, прерывисто всхлипнула и, опять зарыдав, бросилась в объятия Марии Петровны.

Так, обнявшись, они сидели долго в ночи, то плакали, то на какой-то миг замирали, успокаивая друг друга. Тяжело и больно было у обоих на сердце. Наконец, устав от рыданий и слез, они вдруг ощутили потребность излить друг другу души. Маша рассказала Марии Петровне о войне, о тяжелой изнурительной работе в военном госпитале, о первой своей операции, когда она чуть не лишилась чувств при виде раздробленного тела молодого бойца. Вспомнила она и о главном враче военного госпиталя – Соколове Петре Степановиче, которого, мало сказать, любила и уважала, Маша преклонялась перед ним. Именно он научил ее смотреть на жизнь широко раскрытыми глазами, любить людей, приходить им на помощь, не терять веру и бороться за их жизни до конца, даже несмотря на неизлечимость болезни. Мария Петровна слушала девушку и удрученно кивала головой. А Маша все говорила, говорила…

– Девочка моя, Машенька… прости меня. Несправедлива я была к тебе, – наконец не выдержала Мария Петровна и прижала девушку к груди.

– Это вы меня простите, Мария Петровна, простите, если я невольно чем-то вас обидела, – в ответ сказала Маша.