И улыбнется счастье…

Она долго смотрела вниз, Волны катились медленно, разбиваясь у бетонного берега в белую пену, и тревожно шипели. Настроение и так было не из лучших, а под действием этой зияющей черноты Алене стало совсем тошно. Она вдруг почувствовала, что одинока. Так беспросветно одинока, и никого у нее нет. Раньше был Митя. Была Аська… А теперь — мир опустел. Она совершенно одна.

Она вдруг сменила любовь на ненависть так быстро и просто, что сама удивилась. Рядом же с ненавистью огненным цветком расцвела жажда мести — кто-то же должен ответить за то, что теперь она осталась одна в целом мире!

Алена еще не знала, как будет выглядеть ее месть. Она только начала задумывать ее, но отчего-то на сердце стало легче.

Алена развернулась и пошла прочь, оставив за спиной темные воды, катящиеся к берегу. Она торопилась теперь — в ее жизни появился снова смысл.

Или просто казалось, что он появился.

Виолетта открыла дверь тихо, стараясь не шуметь, в душе надеясь, что все спят. Ей совсем не хотелось разговаривать, ведь ей все чаще казалось, что Любка вовсе не такое растение, каким кажется. Что на самом-то деле она все прекрасно понимает, вот только не хочет разговаривать. Ей просто нравится сидеть на своем облаке и болтать с Карло Гонсало.

Однако все ее планы незаметно просочиться в свою спальню были безжалостны нарушены. Никто не спал, Свет горел во всех комнатах, и Виолетта сразу испугалась. День был явно несчастным, отчего же не ожидать продолжения?

Тетя Катя стояла на пороге комнаты, и в ее глазах была такая растерянность, что Виолетта невольно подалась назад.

— Что с Любкой? — проговорила она, облизнув от волнения губы. — Тетя Катя… Любка…

Почему-то она сразу представила все самое плохое, что только могло с ней произойти. Любка умерла. Она убежала на облако, вместе с Фриней.

— Не знаю, как тебе сказать, — подлила масла в огонь тетя Катя. — Право, Виолетточка…

И застыла в растерянности, старая кляча, образина божественная, нисколько не думая, что сейчас происходит в Виолеттиной душе. Разом вылетели из головы и Фриня несчастный, и Ася с Митей.

Только Любка осталась и всякие страшные картины, сопутствующие этим тети Катиным перепуганным глазам.

Виолетта почувствовала, как внутри все обрывается, падает — то ли сердце, то ли сама она, Виолетта, сейчас сползет вниз, на пол.

— Любка… — прошептала она и рванулась в комнату, распахнув со всей силы дверь. — Любка?

Ее отчаянный крик заставил Леню обернуться. Она не сразу его узнала — сидит перед Любкой какой-то тип и ласково ей что-то говорит. Потом она подумала: слава Богу, что он здесь, не так страшно, если вдруг с Любкой и в самом деле что-то плохое, — он на крайний случай вызовет машину.

Леня почему-то ее крика немного испугался, даже привстал.

— Виолетта… — начал он нерешительно, — я сейчас все объясню тебе сам. Я не знаю, что тебе сказала тетя Катя…

Виолетта же ничего не могла понять — Любка сидела живая, относительно здоровая, да еще и улыбалась тихо сама себе, тогда почему тетушка устроила такой переполох? Может быть, этот Леня что-то сделал с Любкой плохое? Есть же разные извращенцы…

— Она мне ничего не сказала! — закричала она и сама же себя одернула: «Какого ты черта кричишь. Виолетта Журавлева? Сама знаешь, от твоих голосовых связок у кого хочешь барабанные перепонки лопнут?»

— Понимаешь, Виолетта, — поднялся он окончательно и теперь стоял перед ней, опустив голову, — я только что просил у тети Кати Любиной руки. Я люблю твою сестру, Виолетта… Я просто… — Он отвернулся на минуту и потом снова повторил: — Я просто ее люблю…

* * *

— Мы делаем что-то не так…

Ее голос прозвучал совсем тихо, почти не слышно, но для Мити небеса раскололись громом. Он поднял глаза.

Аська стояла у окна, в полумраке ее фигурка казалась почти призрачной. Руки Аська сложила на груди как два ангельских крылышка или — крылья стрижа… Она и сама напоминала легкокрылую ласточку сейчас, и отчего-то Митя вспомнил давний разговор с Биллом — возлюбленных надо привязывать к земле своей любовью. Сейчас она явно собиралась улететь от него, она начала возводить стену отчуждения.

— О чем ты говоришь? — спросил он, стараясь, чтобы голос не выдавал его волнения.

— Понимаешь, мы зря сказали, — повернулась она к нему. — Мы причинили боль…

Ася, — взмолился он, — это неизбежно! Алена забудет про свою придуманную любовь уже сегодня!

— Почему ты так уверен, что она все это придумала, Митя? — спросила Ася. — Ты же ее друг. Почему же ты думаешь о ней хуже, чем она того заслуживает?

— Я думаю реально, — ответил он немного резче, чем ему хотелось. Но тут же осекся, отругав себя за то, что голос его был таким грубым, и уже тише попросил: — Ася, давай забудем о сегодняшнем инциденте. Хотя бы сейчас.

— Как раз сейчас это невозможно, — покачала она головой. — Я не могу. Прости меня, пожалуйста, Митя, но… уходи сейчас. Мне нужно побыть одной.

Он хотел возразить. Более всего на свете ему сейчас не хотелось уходить. Но разве он мог возразить ей?

— Хорошо, — кивнул он. Я уйду. Но завтра мы обо всем поговорим. Ты мне обещаешь?