И в горе, и в радости

Вскоре мне стало так холодно, что пришлось встать. Я не могла оставить это место. Когда-то я была беременна. Здесь я была беременна, и это делало священным этот квадрат черной грязи, который я собиралась бросить на произвол судьбы. Оставить то, что принадлежало нам, не защищенным от любого, кто его хотел и думал, что оно все равно ничье – здесь не осталось ничего, кроме мертвого бревна. Я подобрала ветку, воткнула ее в землю и заставила себя двинуться обратно к машине, наклонившись в сторону ветра.

В тишине, наступившей после закрытия двери, я вспомнила, как Патрик сказал мне, когда мы в первый раз ехали в Дом Представительского Класса, что скоро мы будем самодостаточны в плане салата. Я рассмеялась, но я все еще плакала. Какое-то короткое время, в то первое лето в Оксфорде, все так и было.

* * *

Отъехав на милю, я ввела адрес в Гугл-карты, хотя жила на Голдхок-роуд с десяти лет, за исключением двух непродолжительных браков. Когда я выехала на автостраду, навигатор сказал, что через пятьдесят четыре мили нужно свернуть налево, а когда я проехала поворот, что нужно как можно скорее развернуться.

Входная дверь дома моих родителей была приоткрыта. Я вошла и обнаружила Ингрид на диване в отцовском кабинете – она сидела, поставив ноги на пол, а не лежала, положив ноги на подлокотник или вытянув их вверх по стене. Ее глаза были устремлены на моего отца, который стоял посреди комнаты, готовясь прочитать что-то из книги, раскрытой в руках, словно псалтырь. И мать была с ними, она держала над каким-то предметом на каминной полке маленькую метелку из перьев: ничего подобного в нашем доме я никогда раньше не видела.

Они производили впечатление актеров в спектакле, ожидающих, когда перед ними откроется занавес, но слишком медлительных, так что всего на секунду зрители видят их такими – застывшими в натуралистичных позах, – прежде чем они начнут действие.

Мать принимается размахивать метелкой, отец начинает читать с середины предложения, персонаж сестры наклоняется вперед, как будто слушает. То, что она достает свой телефон, очевидно для тех, кто находится по другую сторону четвертой стены. Отец поднимает глаза и перестает читать, потому что появляется еще одна актриса – очевидно, все усложняющий персонаж, – которая еле управляется со множеством сумок. Отец предлагает ей присесть, мать уходит, говоря что-то про кофе, и, осведомившись о том, как прошла ее поездка, отец говорит: «Так, где я остановился? Ага, вот» – и начинает заново.

Одна сестра отказывается притворяться, что ей интересно, и открыто смотрит в телефон. Другая стоит на месте, не ставит сумки и слушает, давая зрителям время задуматься о ее предыстории, о том, зачем она пришла, чего хочет, какие препятствия ждут ее впереди и как они разрешатся за девяносто минут. Будет ли антракт. Принимает ли парковочный автомат карты.

– «А великое откровение не приходит. Великое откровение, наверное, и не может прийти. Оно вместо себя высылает маленькие вседневные чудеса, озаренья, вспышки спичек во тьме; как тогда, например»[13], – зачитывает он. – Разве это не блестяще, девочки? Это…

– Вирджиния Вулф.

Ингрид сказала это, не отрывая глаз от телефона, но затем, предвидя его вопрос, подняла голову и добавила: «Видела в Инстаграме»[14].

Он спросил:

– Что такое «Инстаграм»?

– Вот. – Она пролистала экран и протянула телефон моему отцу, который взял его и произвел примитивную имитацию прокрутки, задействовав все пальцы правой руки и паралитически дрожащее движение запястья. – Можно запостить в него любую чушь, какую хочешь, хоть стихи, и кто-нибудь это лайкнет. Одним пальцем. Папа. Двигай снизу вверх.

Он освоил движение и через несколько минут объявил аккаунт @ежедневные_цитаты_писателей хранилищем гениальности, а затем спросил, сколько будет стоит подписка на него. Ингрид сказала, что единственной тратой будет покупка мобильного телефона без антенны и что она сама купит ему телефон в интернете – в ответ на выражение неуверенности, которое появилось на его лице при упоминании товарно-денежного взаимодействия.

Я сказала, что мне нужно разложить вещи. Ингрид предложила мне помощь и встала. За дверью я сказала ей, что мне не нужна помощь.

– Под помощью я подразумеваю, что буду сидеть и смотреть, как ты это делаешь.

Она последовала за мной до лестницы.

– Где мальчики?

– Хэмиш повез их стричься. Я думала, что смогу это сделать сама, но, как выяснилось, это довольно сложно. – Она начала пыхтеть еще до того, как мы прошли половину первого пролета, и потребовала небольшого отдыха на втором. – Я собиралась открыть салон под названием «Мама срежет»… но, очевидно, это можно понять двояко… в зависимости… от… мне нужно присесть на секундочку… твоего психического состояния.

У двери в мою комнату Ингрид велела мне подвинуться, чтобы она могла открыть для меня дверь. Заглянув внутрь и отвернувшись, она сказала: