23 июня была создана Ставка Главного Командования. В нее вошли С. К. Тимошенко (председатель), И. В. Сталин, В. М. Молотов, С. М. Буденный, К. Е. Ворошилов. Г. К. Жуков и Н. Г. Кузнецов. Авторитетный состав высшего органа стратегического руководства, несомненно, отвечал потребностям обстановки. Надо отметить, однако, что назначение Тимошенко председателем оказалось нецелесообразным: без согласия Сталина нарком обороны не принимал и не мог принимать принципиальных решений. Выходило, что имеются два главнокомандующих. Позднее – 10 июля 1941 года – положение это было исправлено.
На следующий день, 24 июня, Политбюро рассмотрело насущные нужды танковой промышленности. В постановлении по этому поводу шла речь о создании мощных танкостроительных комплексов в Поволжье и на Урале. В этот же день был создан Совет по эвакуации…
Уже во второй половине дня 22 июня в Москву стали поступать сведения о неблагоприятном ходе событий в приграничных округах. Обсуждая это с начальником Генштаба, Сталин отметил, что командующие округами недостаточно опытны в руководстве боевыми операциями, а поэтому им надо помочь:
– Вам следует немедленно вылететь в Киев, а оттуда в штаб фронта, в Тернополь. Поможете Кирпоносу…
– Товарищ Сталин, а как с руководством Генеральным штабом? Обстановка еще не ясна.
– Оставьте вместо себя Ватутина, – ответил Сталин. И добавил с раздражением: – Как-нибудь разберемся…
Вечером Жуков был уже в Киеве. Одновременно на Северо-Западный фронт вылетел генерал-полковник О. И. Городовиков, а на Западный – маршалы Г. И. Кулик и Б. М. Шапошников.
Отданная наркомом обороны вечером 22 июня директива № 3, в которой от войск требовали разгрома вражеских группировок, в создавшихся условиях не могла быть выполнена. Точных и всеобъемлющих сведений о происходящем на фронте Генштаб не смог добиться ни 23 июня, ни на следующий день.
Днем 23 июня секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П. К. Пономаренко позвонил в Москву и попросил разрешения начать эвакуацию государственных ценностей, архивов и детских учреждений. Сталин удивился:
– Вы считаете, что пора это делать? Не рано ли?
Пономаренко отвечал, что, по его сведениям, обстановка на фронте тревожная, Минск все время бомбят фашистские самолеты и опоздание с эвакуацией может стать непоправимым. Помолчав немного, Сталин согласился:
– Начинайте эвакуацию. Кроме населения, особенно детей и семей красноармейцев, надо вывезти ценности, архивы – все, что считаете нужным. Но делайте это так, чтобы не возникла паника. Сохранить порядок – главное в этих условиях…
На следующий день началась эвакуация из Минска.
Сталина выводило из себя то, что генштабисты недостаточно хорошо знают обстановку на фронтах, вследствие чего он тоже не знает, а потому не может принять правильного решения и, главное, не может действовать. И тогда, и впоследствии он крайне придирчиво требовал самого точного и своевременного предоставления информации. Н. Н. Воронов, к примеру, был свидетелем такой сцены.
Вновь назначенный начальником Генерального штаба Б. М. Шапошников докладывал обстановку на фронтах и сказал, что с двух фронтов сведений не поступило. Это рассердило Сталина:
– А как вы наказали людей, которые не желают нас информировать своевременно?
Маршал Шапошников, воплощение идеального русского офицера Генерального штаба, был человеком добрейшей души и вину подчиненных всегда брал на себя. В этот раз он отвечал с достоинством, что объявил выговор начальникам штаба обоих фронтов. Тон ответа и выражение лица маршала были таковы, что не оставалось сомнения: виновные наказаны сурово. Это рассмешило Сталина:
– Для генералов это не наказание. Выговоры у нас в каждой ячейке объявляют…
Тогда Шапошников напомнил, что по дореволюционной военной традиции начальник штаба фронта, получивший выговор от начальника Генштаба, должен был подавать рапорт об освобождении от занимаемой должности. Сталин остался доволен ответом…
Днем 26 июня он позвонил в Тернополь, Жукову:
– Вы не могли бы немедленно прилететь в Москву? На Западном фронте тяжелое положение. Противник угрожает Минску. Не могу добиться, что делает Павлов. Кулик исчез неизвестно куда, Шапошников болен…
Жуков вылетел немедленно.
Вечером Тимошенко и Ватутин во второй раз за день докладывали обстановку. Выяснилось: Минску угрожает реальная опасность, а меры, принимаемые командованием, успеха не приносят. Окружение грозило одиннадцати дивизиям и многим другим частям. Это – десятки, сотни тысяч бойцов и командиров, тех самых людей, которые составляли могущество и величие Советского государства и его армии, которые верили в него, Сталина!
В этот-то момент и прибыл Жуков. По его словам, Тимошенко и Ватутин стояли навытяжку, а Сталин был не в лучшем состоянии.
Кивнув вместо приветствия, Сталин сказал:
– Товарищ Жуков, посмотрите и доложите, что нужно делать в этой ситуации.
– Чтобы разобраться, потребуется минут сорок…
– Хорошо, идите.