По-видимому, первым серьезным вмешательством Станина в управление чисто военными делами была смена командования Западного фронта. 30 июня Сталин, только что возглавивший ГКО, приказал Жукову отозвать генерала Д. Г. Павлова в Москву. Павлов был виновен в серьезных должностных упущениях, и ответил за это по всей суровости военного времени…
В ночь на 1 июля Сталин по ВЧ разговаривал с Ворошиловым. Получив информацию о реальной опасности захвата противником плацдарма на Днепре, Сталин отвечал, что Ставка крайне обеспокоена этим и что на Западный фронт назначается новый командующий. Им стал нарком обороны С. К. Тимошенко – этим подчеркивалась ответственность поста.
Обстановка на фронтах продолжала ухудшаться. В середине июля боевые действия шли всего лишь в ста двадцати километрах от Ленинграда, в районе Смоленска, на подступах к Киеву. Несмотря на героическое сопротивление советских войск, наступление фашистских полчищ остановить не удавалось.
Неудачи на фронтах побуждали Ставку к смене ответственных командиров. Это казалось наиболее простым решением, но смены, в свою очередь, сказывались на ходе дела. В конце июля к Сталину вызвали Тимошенко и Жукова; им думалось – для обсуждения обстановки на фронте. В кабинете почти в полном составе собралось Политбюро. Сам Сталин с погасшей трубкой в руке (верный признак плохого настроения) стоял посредине кабинета.
– Политбюро пришло к выводу, – без предисловия начал Сталин, – что Тимошенко надо заменить на посту командующего Западным фронтом Жуковым. Что скажете на это вы?
Тимошенко молчал; что он мог сказать? Но Жуков не собирался соглашаться:
– Товарищ Сталин, я считаю эту смену нецелесообразной. Частые смены командующих мешают работе. Новым командующим приходится в момент тяжелейших сражений вникать в курс дела. Маршал Тимошенко состоит в этой должности менее месяца, а войска под его командованием задержали врага под Смоленском, они верят в своего командующего. Уверен – вряд ли кто-нибудь другой смог бы сделать больше в сложившейся обстановке. Поэтому считаю смену командования Западного фронта нецелесообразной и несправедливой.
Генерала поддержал Калинин:
– А это, пожалуй, верно.
Сталин начал раскуривать трубку:
– В словах товарища Жукова есть резон, – и, глядя на членов Политбюро, спросил: – Может, согласимся с Жуковым?..
Тимошенко остался на посту, но Жукову вскоре пришлось покинуть Генштаб; 22 июля он в присутствии начальника Главного политического управления РККА Л.З. Мехлиса докладывал Сталину обстановку на фронте. Анализируя состояние и дислокацию фашистских войск, в первую очередь бронетанковых и моторизованных, Жуков высказал оправдавшееся впоследствии предположение: фашистское командование нанесет удар по Центральному фронту, с тем чтобы выйти в тыл Юго-Западного фронта и окружить его войска. Жуков предлагал усилить Центральный фронт, а войска Юго-Западного фронта отвести за Днепр.
Последнее предположение встревожило Сталина:
– А Киев, как же Киев? – спросил он.
Сама фраза «сдать Киев», мать городов русских, была непереносима для каждого российского человека, тем более – для Сталина. Но Жуков без колебания произнес ее:
– Тяжело говорить об этом, но Киев сдать придется. На западном же направлении как можно быстрее надо ликвидировать ельнинский выступ, иначе оттуда противник нанесет удар по Москве.
– Что еще за контрудар, что за чепуха! – выдержка покинула Сталина. – Как вы могли додуматься сдать Киев?
На этот раз не сдержался и Жуков:
– Если вы, товарищ Сталин, считаете, что начальник Генерального штаба может молоть чепуху, то прошу освободить меня от этой должности и послать на фронт. Может, там я принесу больше пользы…
– Не горячитесь, не горячитесь. – Сталин уже овладел собой. – Но если вы так ставите вопрос, то подождите, а мы обсудим, как быть.
Минут через сорок Жукова вновь пригласили в кабинет:
– Мы посоветовались, – сказал Сталин, – и решили освободить вас от обязанностей начальника Генштаба. Видимо, придется назначить Бориса Михайловича Шапошникова, хоть у него и плохо со здоровьем. Где бы вы хотели работать?
Характер у Жукова был горячий.
– Где прикажете. Могу командовать фронтом, армией, корпусом, дивизией, наконец…
– Не горячитесь, – сказал Сталин. – Мы вас назначим командующим Резервным фронтом. Вот там вы и организуете контрудар по Ельне. Сдавайте дела Шапошникову. Но членом Ставки вы остаетесь.
– Разрешите идти?
– Погодите, выпейте с нами чаю, – Сталин уже улыбался, – и поговорим еще…
Это были тяжелые дни. И никто не мог предполагать, что худшее впереди. Сталину конец июля принес и личное несчастье: командир артиллерийской батареи Яков Джугашвили раненым попал в плен. Геббельсовские пропагандисты не преминули воспользоваться этим, и над позициями советских войск разбрасывались в миллионах экземпляров листовки с фотографией Якова. Сфабрикованный фашистами текст листовки призывал советских солдат сдаваться в плен – так, мол, сделал даже сын Сталина! Для отца, требовавшего от бойцов и командиров Красной Армии сопротивления до конца, пленение Якова было тяжелым ударом.