Реально оценивая свои силы и средства, Верховный Главнокомандующий полагал, что весной 1942 года Красная Армия не сможет еще развернуть крупные наступательные операции. Поэтому он считал самым выгодным в ближайшие месяцы ограничиваться активной обороной, проводя, однако, частные фронтовые наступательные операции. Начальник Генштаба Шапошников твердо стоял на том, чтобы ограничиваться активной обороной, измотать и обескровить врага и лишь затем, накопив резервы, переходить к широким контрнаступательным действиям.
Но работа над планом кампании продолжалась – выдвигались и другие предложения. В частности, командующий Западным фронтом Жуков настойчиво предлагал нанести противнику мощные удары на западном стратегическом направлении с целью разгрома вяземско-ржевской группировки врага. В свою очередь, командование Юго– Западного направления предлагало провести в мае большую наступательную операцию силами Брянского, Юго– Западного и Южного фронтов.
Окончательный вариант плана действий был выработан в конце марта на совместных совещаниях ГКО и Ставки.
Вечером 27 марта 1942 года Главком Юго-Западного направления С. К. Тимошенко, член Военного совета направления Н. С. Хрущев и начальник оперативной группы направления И. X. Баграмян были вызваны в Ставку. Докладывать должен был Баграмян. Он, до того не видавший Сталина вблизи, очень волновался, хотя все документы, карты и расчеты помнил наизусть. Дополнительной причиной для волнения было то, что обмундирование генерала оставляло желать лучшего.
Началось обсуждение доклада, и сразу же обнаружилось, что Ставка не может согласиться с масштабным наступлением, планируемым командованием Юго-Западного направления.
Сталин говорил:
– Если бы мы своевременно и в достаточном количестве могли выделить просимые вами резервы и вооружение, то предлагаемый вами план был бы приемлемым. Но вся наша беда в том, что в настоящий момент мы не располагаем резервами для такого большого усиления Юго-Западного направления.
Весь следующий день Тимошенко, Хрущев и Баграмян посвятили подготовке нового плана по овладению Харьковом и вечером доложили его Верховному Главнокомандующему. На этот раз Баграмян поехал в Кремль в новом генеральском обмундировании: рано утром к нему явился закройщик – об этом позаботился Сталин, – и за день обмундирование сшили. Такая забота кое-что да значила…
Но и новый план не удовлетворил Ставку: требовалось чрезмерное количество сил и средств. Авторам плана было сказано, что примут только тот вариант наступления, в котором задача будет ограничена возвращением Харькова и не потребует крупных резервов.
Два следующих дня Тимошенко, Хрущев и Баграмян перерабатывали план. Вечером 30 марта они доложили его Ставке в присутствии членов Политбюро. Теперь план приняли. Шапошников, Василевский и Тимошенко уехали, а Хрущева и Баграмяна пригласили на квартиру Сталина.
Только сели за стол – сигнал воздушной тревоги; Станин пренебрежительно махнул рукой:
– Никуда не пойду!
Но Молотов настойчиво, не терпящим возражения тоном напомнил:
– Товарищ Сталин, есть решение Политбюро – его члены обязаны соблюдать элементарные требования безопасности.
Все спустились в бомбоубежище…
С начала мая 1942 года положение на южном участке советско-германского фронта стало резко ухудшаться. И, как всегда в таких случаях, именно в том месте, где менее всего это можно было ожидать.
Крымский фронт под командованием генерала Д. Т. Козлова в составе 47, 51-й и 44-й армий был сформирован в начале года с целью освобождения Крыма. В феврале – апреле его войска трижды пытались прорвать оборону противника, но успеха не добились. Перейдя к обороне, командование фронта сохраняло наступательную группировку войск, а на укрепление своих позиций внимания не обращало. Не приняло мер командование фронта и получив сведения о готовящемся наступлении противника. Такая беспечность, по-видимому, объяснялась тем, что войска Крымского фронта существенно превосходили противника и в живой силе, и в технике. Не исправил ошибок командования фронта и начальник Главного политического управления Красной Армии армейский комиссар 1-го ранга Л. 3. Мехлис, находившийся в Крыму с марта в качестве представителя Ставки.
Ставка строго взыскала с виновных. Мехлис был снят с поста заместителя наркома обороны и начальника Главного политического управления и понижен в звании на две степени – до корпусного комиссара. Больше его уже не посылали представителем Ставки. Д. Т. Козлов и член Военного совета Ф. А. Шаманин также были сняты с постов и понижены в звании. Подобные наказания получили и несколько других генералов. Повторяем, наказание было суровым, но оно все же не шло в сравнение с карой, постигшей Д. Г. Павлова и его штаб в начале войны. Видимо, Сталин теперь учитывал и другие обстоятельства, находившиеся вне пределов воли и воздействия Ставки и подчиненных ей командиров всех степеней.