«И вечной памятью двенадцатого года…»

Идеализация образа царя-спасителя достигает максимального предела: его характеризуют только очищенные от всего суетного и низменного добродетели, исключительные по своей силе и чистоте чувства: не жертвовал кумирам ложным, Надежда, Вера и Любовь нашли убежище в груди высокой, души смиренье, живая вера – вот качества, предопределившие исход войны:

И видел Бог души твоей смиренье,
Господь твою живую веру зрел –
И положил ужасному предел,
Дохнул – и уст всесильных дуновенье
Развеяло несметные полки;
Перун всесокрушающей руки
Пожрал непобедимых ополченье!

Александр I предстает перед лирическим героем как образец нравственного совершенства, поэтому лишен эгоистического индивидуализма, свойственного традиционно романтическому герою; он, и в величии смиренный, не стремится возвыситься над толпой, а течет, своим народом окруженный, припасть с ним вместе пред алтарь. Эта вписанность русского правителя в поток русского народа (течет), его единение с нацией резко противопоставляются выпячиванию своего «я» Наполеоном (Я новый Карл, Я новый Клодвиг! ). Противостояние личных и общественных интересов, гордыни и смирения, веры и безверия оценивается Кюхельбекером с точки зрения нравственности и морали как высших христианских ценностей и решается в духе религиозного провиденциализма. А роль судии берет на себя лирический герой:

Так, Александр! ты был благословен;
Клянуся, не без помощи небесной
Ты одолел в борьбе чудесной,
Не без нее ужасный низложен.

Главное, что отличает Александра I, делает его героем, личностью необыкновенной, исключительной, – сила и непоколебимость веры: «на бога истины, и правоты» он и «тогда надежды возложил», когда кругом «вливало хладное безверье тлетворный яд в увядшие сердца; отвергнуло небесного отца безумное высокомерье; мир начал забывать творца…». Чистота и искренность его намерений определяют исход войны («Господь благословил его священный подвиг»), а следовательно, и его собственную судьбу в веках («Ты был благословен»). И если в самом начале своих размышлений лирический герой задается вопросом, как человеку оставить о себе память, когда «в мире исчезает» и «след племен», то теперь он находит ответ на свой вопрос. Ни «пляски», ни «гимны торжествующих певцов» не могут увековечить минувшие дела, даже «дивные», и до потомков доходит лишь «слава их одна», т. е. не сами деяния, а воспевающие их слова. Но подлинно благословенное деяние забыто не будет, не затеряется бесследно «в вечности, покрытой грозной тьмой»:

Все тленно под изменчивой луной
<…>
Но будет жить бессмертный подвиг твой,
О Александр!

Итак, Кюхельбекер выстраивает свое стихотворение по законам классической оды, сохраняя «дух» ведущего поэтического жанра XVIII в. и вместе с тем наполняя его «внутреннюю форму» новым звучанием, обогащая романтическими тенденциями, опровергая, таким образом, установившееся в отечественном литературоведении мнение о том, что «со второй трети XIX века оды уже не творили, а создавали по известным клише»[271]. «День святого Александра Невского» являет собой редкий образец романтической «торжественной» оды. Сама жанровая форма работает на создание идеализированного образа Александра I – спасителя и гордости Отечества, каким он представляется Кюхельбекеру в 1832 г., спустя 20 лет после свершения его «священного подвига», открывшего путь к истинному «бессмертию» в «книге живота народов и племен».

©©Шер Е. Ю., 2013

Раздел 3 «Остервенение народа, зима, Барклай иль русский Бог?». Осмысление отечественной войны в историографии: традиция и современность

Кредитные учреждения Беларуси в период войны 1812 г