«И вечной памятью двенадцатого года…»

Следует прежде всего напомнить, что еще в ходе войны определились две тенденции в трактовке смысла и хода событий. Первая тенденция была предопределена официальными властями и брала свое начало в сочинениях А. С. Шишкова, С. Н. Глинки, но в особенности в правительственных манифестах и воззваниях, а в дальнейшем была закреплена в сочинениях К. Ф. Толя. Она насаждала псевдопатриотические, антизападнические настроения и развивалась в значительной степени под воздействием власти, хотя и опиралась на то ощущение великой победы и чудесного спасения, которые испытали самые разные социальные группы российского общества.

Другая тенденция, духовно ей противостоящая, была представлена людьми, которых обычно принято ассоциировать с декабристским поколением. Вопреки клерикально-монархическому поношению европейцев, пришедших с Наполеоном в Россию, эти люди видели в Западе не только угрозу, но и источник свободолюбивого духа, хотя этот дух и был до известной степени порабощен тираном-честолюбцем. Немало сторонников этой версии происходивших в 1812 г. событий группировалось вокруг Рейхенбахского кружка, куда входили Ф. Н. Глинка, Д. И. Ахшарумов, П. А. Чуйкевич.

К началу 20-х гг. XIX в. началась усиленная монополизация властью памяти 1812 г. К событиям войны стали относиться крайне избирательно. Победа стала трактоваться как чудесное спасение, дарованное свыше русскому народу за его благочестие.

Зримым воплощением такого рода трактовки стал храм Христа Спасителя (задуманный вначале А. Л. Витбергом в традициях «масонской» стилистики, но затем воплощенный в русско-византийском стиле архитектором К. А. Тоном). Эксплуатация властью памяти 1812 г. казалась делом чрезвычайно привлекательным. Тем более что разразившееся в 1830–1831 гг. польское восстание стало искушать прямыми аллюзиями с событиями 1812 г. 25-ю годовщину было решено отметить максимально широко. Официозно– патриархальная память о 1812 г. была окончательно канонизирована. Центром юбилейных торжеств стало Бородинское поле, куда согнали 120 тыс. солдат, изображавших исключительно русскую армию. Именно тогда и был принят сам термин «Отечественная война», что должно было символизировать единение народа под скипетром православного государя. А. И. Михайловский-Данилевский, ранее примыкавший к Рейхенбахскому кружку, теперь становится официальным историографом войны 1812 г. Та же судьба постигла и Ф. Н. Глинку. Теперь о 1812 г. следовало говорить только в сопровождении фанфар. И этот «гром победы» раздавался вплоть до крымской катастрофы. Россия попала в своего рода ловушку, западню, созданную исторической памятью. Аллюзии России рубежа 40–50-х гг. XIX в. с Россией-победительницей 1814–1815 гг. оказались слишком условными и слишком обманчивыми. Видели исключительно то, что хотели видеть. Между тем европейцы (не только французы и пьемонтцы, но и британцы) выступили на стороне Турции.

Крымская катастрофа заставила Россию начать глубокие реформы. Началось и переосмысление истории 1812 г. Вначале появляется труд М. И. Богдановича, оказавшийся до известной степени еще плодом «докрымского» восприятия, но все же отразивший новые веяния. Затем великое творение Л. Н. Толстого роман «Война и мир», оказавший гигантское воздействие на мировосприятие событий 1812 г. не только широкой общественностью, но и профессиональными историками. Вершиной нового – научно– критического подхода – к истории войны 1812 г. стали работы А. Н Попова. Живое восприятие событий, тонкое проникновение в психологию главных и рядовых персонажей великой драмы сочеталось у него с сугубо рационалистическим и предельно честным (в научном смысле этого слова) описанием событий. Именно А. Н. Попов, более чем кто-либо другой из историков XIX в., привлек наряду с русскими материалами документы и воспоминания противоборствующей стороны. Однако труд его, к сожалению, остался незавершенным.

Среди тех, кто на рубеже XIX–XX вв. внес немалую лепту в углубление наших знаний о 1812 г. с позиций добросовестного исследователя, следует назвать имена В. И. Харкевича, А. П. Скугаревского, К. А. Военского. Блестящую публикацию документов осуществил великий князь Николай Михайлович. Важно отметить, что чисто военная и дипломатическая тематика в эти годы была заметно потеснена сюжетами экономического и социального характера прежде всего в работах Е. В. Тарле и М. И. Семевского. Вершиной научных достижений (впрочем, до некоторой степени, спорной) этого времени стала публикация 21-томного издания документов Военно-ученого архива, а также 7-томник «Отечественная война и русское общество».