«И вечной памятью двенадцатого года…»

Не менее интересна картина 200-летней истории и 200-летнего постижения войны 1812 г. за рубежом. В сущности, мы можем совершенно определенно выделить в этом плане традиции тех народов, которые принимали в войне непосредственное участие (французы, немцы, поляки, итальянцы, австрийцы и даже испанцы и португальцы), и тех, кто наблюдал за войной «со стороны» – британцев и американцев. Что касается первой группы народов, то определяющую роль здесь всегда играли и играют французы. Мы не имеем возможности подробно останавливаться на эволюции французской историографии Русского похода Наполеона, поэтому отметим, на наш взгляд, только главное. Несмотря на все перипетии, связанные с историей Франции и особенностями развития французской исторической науки, следует признать, что национальную традицию в трактовке всех ключевых вопросов 1812 г. заложил сам Наполеон. Он сделал это как благодаря бюллетеням «Великой армии», так и последующим рассуждениям на этот счет. Несомненно, взгляд, предложенный Наполеоном (а это борьба с природой – огнем, пространством и холодом), исходил из тех ощущений, которые были характерны для французских (и не только французских) участников похода в Россию. Что же они пережили? Думается, что ряд работ французских коллег, изданных в последние годы (в первую очередь книги М. П. Рей и Ж. О. Будона), это прекрасно показали. То был эпический поход, своего рода Илиада и Одиссея. При этом период Одиссеи в особенности стал исторически знаковым для европейцев, и прежде всего для французов. Именно тогда, возвращаясь «к себе», европейцу пришлось вступить в схватку со стихией, оказаться на грани человеческого и животного.

Конечно, у других европейских народов, бывших в 1812 г. с Наполеоном, к этому общему восприятию добавлялось и добавляется нечто свое, национально-неповторимое. Для поляков это была война за возрождение Родины (вспомним хотя бы «Пана Тадеуша» А. Мицкевича), для немцев – рождение национального духа (причем сразу определились и разные варианты этого «возрождения» – от прусско-гогенцоллерновского варианта до гитлеровской идеи немецкой народной свободы и даже «прорусского социализма»), для итальянцев – важный этап кристаллизации идей и практики Рисорджименто, и т. д.

Обозначив общие характеристики национальных историографических традиций изучения 1812 г., попытаемся теперь остановиться на тех процессах, которые проявили себя в последние два десятилетия, в надежде сопоставить их с тем, что происходило и происходит в этот период у нас.

Удивительно, но поток литературы о войне 1812 г. за рубежом только нарастает. Мы наблюдаем следующие основные тенденции.

• Значительно расширилась тематика исследований, появился даже ряд работ, посвященных русской армии. Особенно следует выделить исследование британского историка Д. Ливена, переведенное на русский и изданное в 2012 г. в России («Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807–1814 гг.». М., 2012).

• Более явственно стало ощущаться воздействие результатов методологических поисков второй половины ХХ в. (ранее господствовало мнение, наиболее ярко выраженное британцем Ч. Исдейлом, о том, что сфера изучения Наполеоновских войн – это заповедник методологического традиционализма). Наряду с использованием количественных методов (работы О. фон Пивки (псевдоним британского исследователя Д. Смита)), появились труды, написанные в русле ментальной географии (украинского историка В. Ададурова), исторической памяти и «образа другого» (польского автора А. Неуважного и французской исследовательницы русского происхождения М. Губиной), и т. д.

• Расширилась география зарубежных исследований. Ряд интересных самостоятельных работ историков А. Черпинской (Латвия), Т. Таннберга (Эстония), В. Ададурова (Украина), А. Лукашевича, И. Груцо (Беларусь). Не лишены интереса публикации грузинского историка А. Микаберидзе, живущего в США.

• Наметился рост интереса к человеку 1812 г. как таковому. Можно предположить, что нынешняя традиция «антропологического поворота» за рубежом в изучении 1812 г. берет начало с книги К. Кэйта, вышедшей впервые в Нью-Йорке в 1985 г. Кэйт был поистине космополитом: родился в США, получил диплом историка в Гарварде, изучал философию и политэкономию в Оксфорде, осел во Франции и написал несколько биографий великих французов, в т. ч. Ж. Санд и А. Сент-Экзюпери. Кроме того, он знал русский язык и использовал русскоязычные материалы. Нельзя не вспомнить и о замечательной трилогия Пола Бриттен Остина, известного британского писателя и журналиста, который пытался создать своего рода «устную историю» русского похода, т. е. дал слово десяткам, точнее, более чем сотне мемуаристов – французов, поляков, итальянцев, русских и др. Следующей в этом ряду стала книга А. Замойского, польского аристократа, родившегося в США и работающего ныне в Лондонской школе экономики. Его книга под названием «Роковой марш Наполеона на Москву» вышла в Лондоне в 2004 г. и по достоинству была оценена на Западе и в России.