«И вечные французы…»: Одиннадцать статей из истории французской и русской литературы

Наконец, очень показателен известный эпизод с критикой в журнале «Галатея» хвалебной заметки без подписи об «Илиаде» Гнедича, напечатанной в «Литературной газете» от 6 января 1830 года. Рецензент «Галатеи» (по всей вероятности, С. Е. Раич) ошибочно приписал заметку Дельвигу и упрекнул ее автора в том, что он хвалит перевод Гнедича потому, что Гнедич в предисловии к этому переводу хвалебно отозвался о стихах Дельвига [Галатея 1830: 229–230]. Пушкин, истинный автор заметки об «Илиаде», объявив о своем авторстве в «Литературной газете» 25 февраля 1830 года, счел нужным пояснить: «нынешние отношения барона Дельвига к Н. И. Гнедичу не суть дружеские» и уточнить: «Ужели перевод Илиады столь незначителен, что Н. И. Гнедичу нужно покупать себе похвалы? Если же нет, то неужели критик, по предполагаемой приязни с переводчиком, должен непременно бранить труд его, чтобы показать свое беспристрастие?» Позиция Пушкина близка здесь к той, которую занимали «жертвы» Латуша; именно они после его нападок пытались отстоять свое право хвалить понравившиеся им произведения, не прибавляя «по обязанности» к похвалам критические замечания117. Однако ничто в пассаже на столь близкую тему не указывает на знакомство с недавно опубликованной французской статьей (само по себе слово «приязнь», как уже было указано выше, «уликой» считаться не может).

Представляется, что есть основания утверждать: в полемике начале 1830‐х годов русские литераторы обошлись без Латуша и его camaraderie. Попытаюсь ответить на два вопроса: во-первых, почему это произошло и, во-вторых, чем это «отсутствие события» интересно для историка литературы?

Первая причина равнодушия русских авторов к французской camaraderie заключается, по всей вероятности, в том, что русская критика к этому моменту обладала собственными устойчивыми выражениями для описания тех явлений, о которых говорит Латуш. То, что французы до Латуша описывали с помощью слов côtérie и secte118, а после него – прибегая к его словечку camaraderie, у русских литераторов имело собственное устойчивое название: «знаменитые друзья» или просто «знаменитые».

Это выражение родилось гораздо раньше статьи Латуша: в 1821 году А. Ф. Воейков, стремясь использовать авторитет В. А. Жуковского и «арзамасцев» для упрочения материального положения «Сына отечества», где он в это время был соредактором, похвалился тем, что «наши знаменитые друзья обогащают, по своему обещанию, наш журнал превосходными своими сочинениями» [Воейков 1821: 277]. В понимании Воейкова ссылка на «знаменитых друзей» звучала сугубо положительно, но среди литераторов фраза, быстро ставшая крылатой, приобрела иронический и едва ли не бранный оттенок. Так было и прежде 1829 года119, однако особенно участились обвинения писателей пушкинского круга в том, что они хвалят исключительно своих «знаменитых друзей», а тех, кто не входит в их число, презирают, в 1829–1830 годах.

В своем альманахе «Северная звезда», вышедшем в свет около 11 июля 1829 года, М. А. Бестужев-Рюмин печатает статью «Мысли и замечания литературного наблюдателя», из которой следует, что мы вправе назвать его «русским Латушем» до Латуша (напомню, что до выхода статьи «О литературной приязни» оставалось еще три месяца). В статье Бестужева-Рюмина активно – и в сугубо негативном ключе – разрабатывается тема приязни и приятельских похвал. Плетневу, автору хвалебной статьи о сочинениях Баратынского, Бестужев-Рюмин пеняет: «Баратынский не принадлежит к числу писателей, которые нуждаются в похвалах приятельских» [Пушкин 2001: 194]. Относительно Дельвига, написавшего о Плетневе, что его прозаические статьи «отличаются правильностью языка и точностью мыслей, и – что у нас довольно редко – тоном хорошего общества», Бестужев-Рюмин язвительно замечает: «Далее г. барон с благородною гордостию радуется, что он может без лести (!) хвалить друзей своих» [Пушкин 2001: 195–196]. Бестужев намекает на ответ Дельвига рецензенту его стихов в журнале «Галатея»; рецензент этот (по всей вероятности, Раич), со своей стороны, также упрекал Дельвига в злоупотреблении комплиментами собственным приятелям и писал:

…неприятно только было нам встретить в некоторых стихотворениях неумеренные похвалы писателя своим друзьям: рука руку моет; обе белы бывают. Может быть, г. Дельвиг, держась этой пословицы, кадил некоторым из своих собратий по Аполлоне. Очень хорошо, но всему должна быть мера [Галатея 1829: 423].