«И вечные французы…»: Одиннадцать статей из истории французской и русской литературы

Пословицу, приведенную в «Галатее», можно считать русским вариантом латушевской «литературной приязни». Что же касается Бестужева-Рюмина, то он выдвинул другую формулу, также близкую к статье Латуша (впрочем, повторяю, еще не написанной): «Всем известно, что между некоторыми русскими литераторами давно уже основано общество взаимного прославления. Почетные члены сего блистательного общества пишут беспрестанно друг к другу послания, в которых истощаются во взаимных похвалах» [Пушкин 2001: 196]; ср. у Латуша «группу заговорщиков, собравшихся ради взаимного поклонения» и «страховые общества для взаимной поддержки сочинений»120.

Все эти упреки авторам, злоупотребляющим приятельскими похвалами, высказаны, повторю еще раз, до публикации статьи Латуша. Те же нападки продолжаются и вскоре после этой публикации. 25 января и 28 января 1830 года Булгарин (под псевдонимом Порфирий Душегрейкин) в «Северной пчеле» обрушивается на «Обозрение русской словесности 1829 года» И. В. Киреевского и среди прочего неоднократно касается темы приятельства. По поводу хвалебных отзывов Киреевского о Баратынском Булгарин восклицает в номере за 25 января: «Но то ли умеет наш критик! Блаженство, слава – быть его приятелем». В следующем номере он продолжает: «Призванный критик, одним словом дав бессмертие всем своим приятелям и поразив ядром мысленности и картечью осветительного прикосновения всех, которые не нравятся его приятелям, переходит снова к приговорам о целых отделениях литературы». А в конце статьи резюмирует: «Засим имеем честь поздравить автора Обозрения словесности 1829 года, г. И. Киреевского, с приобретением известности одним разом. Отныне мы помещаем его в число знаменитых». «Знаменитые» (даже без прибавления слова «друзья») служат здесь синонимом того же диагноза, который поставил Латуш в своей статье, однако ничто не указывает ни на заинтересованность Булгарина в латушевском словечке camaraderie, ни вообще на его знакомство со статьей Латуша.

Писателей из круга «Литературной газеты» регулярно упрекают в злоупотреблении дружбой. А. И. Подолинский после того, как Дельвиг на страницах «Литературной газеты» (1 апреля 1830 года) нелестно отозвался о его поэме «Нищий», сочиняет эпиграмму на нее:

Не для большого ты числа,
А ради дружбы выходила;
Где колыбель твоя была,
Там и могила!

[Русская эпиграмма 1988: 326]121

.

Н. И. Надеждин в рецензии на седьмую главу «Евгения Онегина» (Вестник Европы. 1830. Ч. 170, № 7; вышел в свет 1 мая 1830 года) пишет, намекая на П. А. Вяземского, об «известном авторе предисловий к приятельским сочинениям» [Пушкин 2001: 263].

Тема «знаменитых друзей» и незаслуженных и неумеренных дружеских похвал звучит так часто, что некоторые авторы пытаются даже заступиться за дружбу; «Московский вестник» (1830. Ч. 3, № 9; вышел в свет 18–21 мая 1830 года) в статье без подписи неодобрительно называет выражение «знаменитые друзья» «одной из тех милых шуточек, которые время от времени разогреваются нашими журнальными остряками» и напоминает, что литературная дружба – явление далеко не всегда вредоносное; никто ведь не думает издеваться над дружбой Гёте, Шиллера, Гердера и Виланда [Пушкин 2001: 277].

Однако чаще всего феномен литературной приязни оценивается отрицательно – точно так же, как у Латуша, но без какой бы то ни было апелляции к нему и к французской ситуации, хотя порой кажется, что русский автор буквально пересказывает статью из «Revue de Paris». Особенно характерна в этом смысле вторая, не опубликованная при жизни вследствие цензурного запрета статья Н. Полевого «Взгляд на некоторые журналы и газеты русские» (первая статья появилась в первой части «Московского телеграфа» за 1831 год); в ней говорится: «Существовало целое общество записных гениев, в котором господствовали несколько человек, соединенных взаимной приязнью. Не дарование вело у них в поэты и даже в гении, а посторонние литературе связи». Далее Полевой цитирует хвалебные стихи Жуковского к Воейкову, Пушкина к Баратынскому, Баратынского к Дельвигу, Жуковского к Вяземскому, а затем продолжает: