«…и вольностью жалую»

Емельян здраво рассудил, что в сей миг близиться к Москве не резон: армия его была хотя и многолюдна опять, но к сражениям малопригодна. Поредели ряды обученных казаков, отстали быстролетные конники-башкиры. Поэтому всем своим сподвижникам он открыто поведал:

— Хочу на Дону усилиться. Намерен идти на Дон, меня там некоторые знают и примут с радостью.

Отпуская прочь от себя купчишку-мошенника Ивана Ивановича, пообещавшего всенепременно еще воротиться в их стан, наказал ему быть в Царицине «с потребными сообщениями о Москве и Петербурге».

И пошел вниз по Волге, нигде не задерживаясь, — день, другой, и дальше, от жительства к жительству: Пенза, Петровск, Саратов, Камышин. Повсюду его пышно величали «государем» и славили под колокольный звон, гарнизоны сдавались, а офицеры и дворяне убегали.

Умножилась Емельянова рать и фабричными людьми, прибавились в Камышине украинские и волжские казаки да калмыки-конники. Словом, было у него под Саратовом четыре тысячи человек при 13 орудиях, а к Дубовке, столице волжского казачества, подступали уже с десятитысячным войском.

Но главная сила его была, как и прежде, в крестьянском мятежничестве. Не успевал он дойти до места, а уже загорались помещичьи усадьбы, и крестьяне приводили к нему из деревень своих господ, падая в ноги, молили «надежу-государя-заступника» избавить их от невыносимой злодейской власти.

И Емельян творил суд и расправу, а когда уходил, долго и после него бушевала в округе народная вольница.

Этот период в истории крестьянской войны XVIII века в России иногда называют «пугачевщиной без Пугачева». Здесь, в Поволжье, Пугачев вообще пробыл совсем мало — двадцать дней. И за эти дни он прошел весь путь от Пензы до Царицына очень стремительно, вроде бы непрерывно отступая, теснимый со всех сторон врагами.

А. С. Пушкин, перу которого принадлежит не только замечательная художественная повесть о пугачевских событиях «Капитанская дочка», но и научно-исследовательский труд «История Пугачева», охарактеризовал последний этап пугачевского восстания таким образным выражением:

«Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием».

В наши дни историками на основании документов подсчитано, что за два месяца — с 20 июля по 20 сентября 1774 года, то есть даже и тогда, когда самого Пугачева в этих краях не было — до него и после него! — в Поволжье действовало более пятидесяти повстанческих отрядов. Зачастую они выступали самостоятельно, не связанные с Главной пугачевской армией, достигая весьма крупных размеров. Например, три тысячи человек собрал литейщик Ижорского завода Савелий Мартынов, свыше трех тысяч восставших включал отряд братьев Ивановых, четыре тысячи крепостных крестьян объединял под своим началом Михаил Евстратов. Правительственными войсками за это время было убито 10 тысяч повстанцев, захвачено в плен 9 тысяч, отобрано у них более семидесяти орудий. Размах и неиссякаемость крестьянских волнений на Волге в этот период поражали карателей.

Саратовский комендант И. К. Бошняк — астраханскому губернатору П. Н. Кречетникову, 8 августа 1774 года:

«Сего ж августа 4-го числа получено в Саратове известие, что пред оказанный злодей Пугачев, как приближаясь к Петро веку, что весь народ взбунтовался…»

Полковник И. И. Михельсон — главнокомандующему П. Панину, в августе 1774 года:

«Все сделанные варварства в здешних местах дворянству и прочим людям учинены единственно помощью крестьян».

Князь Голицын — главнокомандующему П. Панину, в конце августа 1774 года:

«…Так что где сегодня, по-видимому, кажется уже быть спокойно, на другой день начинается новый и нечаянный бунт».

Емельян уходил в низовья Волги, а огненная река всенародного возмущения продолжала широко разливаться за его спиной. Но сам Емельян с каждым днем много серьезнее задумывался над тем, что ожидает его впереди. Он понял уже вскорости, что едва ли сможет так уповать на подмогу донских казаков, как рассчитывал на то, поворачивая от Москвы к Царицыну.