«…и вольностью жалую»

Пришло известие, что движутся правительственные войска — не то Михельсон близится, не то князь Голицын, а может, оба сразу. Услышав о приближении вражеской армии, рассудил Емельян за лучшее уйти со своей толпой — ружейных людей у него мало, а на пеших, кои безоружны, какая надежда? Против регулярной солдатни они не выдюжат, разбегутся. Потому, удалясь от драки, оставил Емельян Пугачев Царицын, а прошел дальше по Волге, намереваясь дойти до Черного Яра, что лежит книзу верст за сто, на пути к Астрахани.

Тут-то снова и выказали себя «рассудительные» земляки: лишь остановилась Емельянова рать на ночевку, отойдя от Царицына верст с десять, как под прикрытием ночи убрались донцы назад в Царицын. В прочих же людях началось замешательство: не зря, мол, донские отстали, видно, уверились, что «Петр III» не подлинный император, а казак их, поелику таковым Пугачев во всех Катькиных публикациях именован. И как допрежь радовался Емельян землякам, так теперь сокрушался: лучше бы вовсе не являлись!

Придиристо вглядывался он и в давних своих при-ближенников — яицких. Брожение среди них тоже заметил изрядное. Понурые ходят Овчинников с Перфильевым, а Федульев, который Кутейникова приволок, наоборот, непрестанно будто радуется чему-то — усмешливо посматривает. Так когда-то Митька Лысов глазами хитрил. Уж не Федульев ли Кутейникову и бежать подсобил? А что! Все может статься — вот и Творогов с Чумаковым промеж себя, а то и с донцами непрестанно о чем-то шушукаются…

Из показаний Ивана Творогова при допросе в Секретной комиссии в Казани 27 октября 1774 года:

«Потом я… пришел к Чумакову и между разговоров открылся ему: «Што, Федор Федотович? Худо наше дело?.. Верно, не государь он, а самозванец». Чумаков, услышав сие, крайне испугался, сказав: «Поэтому мы все погибли! Как нам быть?» И потом, рассуждая оба, каким бы образом арестовать его, не находили средства начать такое дело и боялись открыться в том другим. В рассуждении чего и условились мы таить сие до удобного случая».

О предательских настроениях в среде яицких казаков, окружавших Пугачева, уже знали и при дворе Екатерины. Не столь безобидным мошенником оказался отпущенный Пугачевым восвояси купчишка Иван Иваныч! Под этим вымышленным именем проник в пугачевский стан разорившийся ржевский купец Долгополов. Авантюрист по натуре, он решил поправить свои пошатнувшиеся коммерческие дела в стане самозваного «императора Петра III». Но за время пребывания среди пугачевцев он понял, что некоторые яицкие казаки не прочь выдать Пугачева, чтобы заслужить прощение царицы. И Долгополов замыслил новую авантюру. Едва отстав от повстанцев, он помчался в Петербург, где под именем яицкого казака Астафия Трифонова добился приема у князя Орлова, а затем «удостоился чести» предстать пред очи самой императрицы.

Екатерина приняла его потому, что дело, с которым он заявился, было чрезвычайной государственной важности: ведь Долгополов предложил свои услуги в поимке Пугачева!

А для того чтобы ему основательнее поверили, он предъявил письмо, написанное якобы от имени яицких казаков, согласных схватить Пугачева, если им заплатят за это по сто рублей каждому.

Долгополов рассчитывал получить эти немалые деньги и скрыться с ними. Состряпав фальшивку, он поставил под ней 324 подписи, а самым первым в списке предателей указал имя Афанасия Перфильева. И тут хитрый купец рассчитал все правильно. Живя в пугачевском лагере, он, несомненно, прослышал про историю Перфильева, которого сам Орлов когда-то направил к Пугачеву с заданием «поймать бунтовщика». Вот теперь Долгополов и решил сыграть на этом.

Мы знаем, что он грубо ошибся в отношении Афанасия Перфильева. Перфильев остался до конца верным соратником Емельяна Пугачева — их даже казнили в Москве на Болотной площади в один день!

Но при дворе купцу поверили и, не мешкая, снарядили в обратный путь.

Наставление Екатерины II — гвардии Преображенского полка капитану Галахову, 8 августа 1774 года:

«Из письма яицкого казака Перфильева с товарищи всего триста двадцати четырех человек, к князю Григорию Григорьевичу Орлову писанного, усмотрите вы, что они представляют свою готовность, связав, привесть сюда известного вора самозванца Емельяна Пугачева.