«…и вольностью жалую»

Заговорщикам мешали неказаки-«разночинцы» — татары, калмыки, крестьяне, — их было с Пугачевым тоже довольно много. Поэтому на третий день пути, достигнув небольшого селения, яицкие казаки обратились к Пугачеву с предложением — всех неказаков оставить в этом селении. Предлог был ими найден простой: дескать, для казаков не хватает лошадей, иные потонули еще при переправе через Волгу с острова, иные пали, обессилев в степи, да и хлеба на прокорм всех «разночинцев» требуется сколько!

Пугачев поначалу был категорически против такого решения. Но яицкие долго убеждали его, и он с сердцем воскликнул: «Ну ин как хотите!»

С этого дня нежелательные для казаков люди — как раз наиболее преданные Пугачеву — от него отстали. Неказаков осталось с ним всего несколько человек, в том числе и Кинзя Арсланов.

Из показаний Творогова:

«Кинзю нельзя было нам никак оставить, в рассуждении, что злодей тотчас взял бы нас на подозрение».

Однако через несколько дней исчез и Кинзя. Только что приведенное свидетельство Творогова на допросе в Секретной комиссии 27 октября 1774 года — последнее документальное упоминание об этом выдающемся сподвижнике Емельяна Пугачева. История не сохранила данных о том, какова его дальнейшая судьба. Ушел ли он куда-либо от этой группы казаков, фактически же взявших над Пугачевым полную власть? Или они убили его тайно от Пугачева? Во всяком случае, из последующих событий ясно, что при драматической развязке, которая уже близка, его рядом с Пугачевым не оказалось…

Народная память сохранила волнующие легенды, в которых Кинзе Арсланову отводится почетное место бесстрашного борца за свободу башкирского народа даже в послепугачевское время. Но кто знает, где на самом деле сложил голову этот замечательный человек?

После двух недель пути яицкие казаки достигли наконец цели своего движения — района Узеней.

Из показаний Ивана Творогова:

«Пугачев… едучи дорогою до сего места, показываясь весьма унылым, ничего не говорил».

Понимал он или не понимал, что казаки замышляли против него?

Влекли, конечно, сейчас яицкие Емельяна не по его, а по своему хотению. Однако не оставлял и он намерения действовать по самоличной воле. И когда, прибыв на Узени, узнал он, что неподалеку живут какие-то старики, то сказал Творогову и другим ближним при нем:

— Поедем к ним. Не найдем ли тамо кого наших беглых…

Вспомнил он о давних своих встречах со староверами, которые говорили, что на Узенях, как на Ирги-зе, хоронятся от власти верные люди. И, направляясь к этим узенским «жителям», не хотел ли Емельян восстановить, поелику то было б возможно, свои прежние связи независимо от яицких казаков?

Только обернулось все уже навечным концом вольных его мышлений…

Из показаний Творогова:

«А как он стал звать нас туда, то мы, почитая сие место за удобнейшее к произведению нашего намерения, с радостью согласились с ним туда ехать,…

И, отобравши человек с двадцать надежных друг другу людей, поехали, вооружась каждый шашкой, копьями и винтовками, и предприяв совершенно исполнить тамо свое намерение, поелику он сел на посредственную лошадь, которая не подавала нам сумнение, чтоб мог он от нас на ней уйтить.

…Как же при злодее остались только Чумаков, я, Федульев, Бурнов, Железнов и шестой, не упомню — кто, то Чумаков начал говорить так: «Что, ваше величество? Куда ты думаешь теперь итти?»

…А он, приметя, что мы вольнее против прежнего говорим ему, — то побледнеет, то покраснеет…