Читаем «…и вольностью жалую» полностью

Погиб тут атаман Андрей Овчинников, погибли добрый писарь Дубровский, и верный страж Яким Давилин, и славный толмач Идорка, прошедший с Емельяном весь путь от Яика. И еще две тысячи храбрых ратников сложили головы, а свыше шести тысяч попали в плен, и все пушки до единой были захвачены Михельсоновыми солдатами, обоз также… А с обозом в дорожной коляске обе Емельяновы дочери — Аграфена и Христина. Емельян скакал во весь опор, приказывая везти за собой ту коляску, но на дороге встретился крутой косогор, коляска опрокинулась, очутились девки на земле. Рванул Емельян коня назад, но увидел, что уже бегут и хватают девчонок солдаты в зеленых мундирах…

Остались при Емельяне жена да сын, десятилетний Трошка. Кинзя Арсланов, Афанасий Перфильев с двумя сотнями казаков да столько же конных разно* чинцев — крестьян, татар, калмыков… Пустились все шустро в сторону Волги от места боя, спасаясь от погони. И еле ушли.

Не отстали и Творогов с Чумаковым да с Федульевым…


Из показаний Ивана Творогова:

«А как мы с Чумаковым с вечера еще предчувствовали, что толпа наша в рассуждении нашедшей на всех робости, неминуема разогнана будет, то в таком случае условились с ним не упускать злодея из глаз, чего ради с самого начала сражения и были при нем безотлучны, не отступая, так сказать, ни на шаг…»

ГЛАВА 14

«ЧТО Ж ЭТО ВЫ ЗАДУМАЛИ, ДЕТУШКИ!»

Опомнился Пугачев лишь на острове.

Прискакав к берегу Волги, нашли они несколько мелких судов, да еще невдалеке плавали рыболовы — забрали и у них лодки и перебрались на остров, который в этом месте разделял реку надвое.

Тут остановились покормить лошадей и сами передохнули, осмотрелись, сосчитали, кто с ними.

Но вскорости на правом берегу появились Михельсоновы солдаты. Пугачев приказал перекидываться дальше — на луговую сторону. Лодки через остров не перетянешь — так они и остались без пользы. Переправились вплавь. Одежду сложили на плоты-салы. Понаделали же плоты из сухого тальника, привязали к лошадиным хвостам. Сорок казаков остались на острове — у них приустали кони. Остался здесь и Афанасий Перфильев.

Переправу с острова закончили к ночи и, отойдя от воды версты с три, заночевали в лугах. Едва разбили лагерь, Емельян созвал приближенников:

— Ну, детушки, как думаете, куда нам теперь идти?

— А куда вы изволите, ваше величество? — спросили они, желая испытать его намерение.

Он сказал, что хочет идти вниз по Волге, чтобы потом морем Каспием пробраться к запорожским казакам. На это яицкие казаки ответили:

— Воля твоя, хоть головы руби, мы не пойдем в чужую землю.

— А куда же вы думаете? Ин в Сибирь пойдем? Казаки и от того отказались:

— Нет, батюшка, и туда мы не ходоки с тобой.

Пугачев выразил недовольство:

— Так куда же вы советуете?

Тогда Чумаков сказал:

— А мы советуем вверх по Волге идти, на Узени пробраться. А там уж придумаем, что делать.

Пугачев нахмурился. Узени — две узкие, но глубокие речонки, которые текут одна близ другой по степи где-то между Волгой и Яиком. Там мало жительств и много преглухих островов, заросших камышом, но зато и с провиантом трудно, да и воинские команды туда быстро пройдут, как только опознают, что беглецы укрываются в тех местах.

Но казаки упорствовали на своем: «Больше никуда мы нейдем!»

И Пугачев согласился. С этим и разошлись на сон.


Из показаний Ивана Творогова:

«Во время сего ночлега возобновили с Чумаковым первое нагие намерение связать злодея и условились открыться в том надежным нам хорунжим: Ивану Фе-дульеву, Тимофею Железному, Дмитрию Арыкову и Ивану Бурнову…»


Утром казаки поехали дальше не по берегу Волги, а степью. Двигались так до полдня, томясь от жажды, а когда добрались до старых калмыцких колодцев, то обнаружилось, что и в них нет воды. Пугачев решительно воспротивился идти вперед сухой дорогой.

— Куда вы ведете? — спросил он Творогова и Чумакова. — Люди и лошади здесь помрут без воды и хлеба.

Тогда казаки повернули снова к берегу Волги.


Из показаний Творогова:

«Едучи два дни, помянутые хорунжие сдержали свое слово и, один другому открывшись в намерении, касательном до арестования злодея, согласились…»


Перейти на страницу:

Все книги серии Пионер — значит первый

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное