«…и вольностью жалую»

Протек ровно год с того момента, когда Емельян Пугачев, радостно принятый яицкими казаками, под развернутыми знаменами начинал свой поход от этих самых мест — от Бударийского форпоста и Яицкого городка…

И вот теперь он снова здесь — схваченный теми же казаками и переданный ими в руки властей. Под мрачные своды низкой палаты приземистой комендантской канцелярии его ввели четыре конвойных. Капитан-поручик Савва Маврин, чиновник Секретной комиссии, учинил первый допрос. Пугачев держался мужественно и стойко.

Из рапорта капитана С. Маврина П. С. Потемкину:

«Описать того не можно, сколь злодей бодрого духа и не устрашен ни мало…»

Не сразу дался Емельян и казакам-изменникам. Когда они повезли его с Узеней, окружив плотным кольцом, он сделал попытку вырваться. У речки при переправе, едва Чумаков поскакал наперед объявить оставшимся в стане, что царь-самозванец арестован, Емельян кликнул Творогова:

— Иван, подь-ка сюды!

Творогов подъехал верхом, и Пугачев сказал, что имеет нужду с ним поговорить. Они поехали рядом. Пугачев принялся опять увещевать старого содейственника:

— Что же вы делаете? Разве вам польза — меня потеряете и сами погибнете.

Но Творогов не захотел его слушать. Пугачев, оглянувшись, увидел, что казаки поотстали, и, чухнув лошадь, крикнул:

— Ну, прощай, Иван!

Своротя с дороги, он поскакал степью, мелким камышом.

Творогов закричал: «Ушел, ушел!» — и помчался вослед.

У Пугачева была худая лошадь, его скоро нагнали. Тогда он бросился с седла на землю, снял сапоги и побежал — хотел укрыться в густых зарослях камыша. Все тоже соскочили с лошадей, кинулись за ним и поймали, браня, кому сколько приходило на ум. А Емельян бранил их и грозился, поминая «наследника Павла Петровича»: дескать, воздаст он им «за своего отца Петра Федоровича III». Только сказки те уже не обманывали казаков…

Правда, Сидор Кожевников и Коновалов заступились за «батюшку государя», попросили его развязать.

Пугачев еще надеялся на верных людей и, когда приближались к форпостам, попросил собрать казачий круг.

— Что же вы со мной намерены делать? — спросил он.

— Намерены вести тебя с повинной в Яицкий городок! — закричали казаки.

— Напрасно, други мои, — сказал Емельян, но умолк, видя, что от многих здесь ему помощи ждать не приходится…

Но все-таки высмотрел он, что есть несколько человек, что стоят за него, к примеру Моденов. И когда остановились для корму лошадей, а Емельян увидел возле себя шашку и пистолет, по оплошности оставленные малолетком, вознамерился он еще раз вырваться из рук изменников. Схватив и шашку, и пистолет, он побежал прямо на Чумакова да Федульева с Твороговым, крича Моденову и прочим яицким, которых почитал за своих сторонников: «Вяжите их, старшин вяжите!» Уставя пистолет в грудь Федульеву, он спустил курок, но кремень осекся. А Федульев сам подбежал к Пугачеву с обнаженной шашкой. Емельян, отмахиваясь, стал пятиться. А в это время Бурнов ударил его тупым концом копья в бок. Емельян покачнулся, и Чумаков ухватил его сзади за руки. Тут уж его скрутили накрепко. Моденова до полусмерти прибили и оставили в степи, еле дышащего. Связали и Кожевникова. А жена и сын Трошка, которых везли в телеге, видели, как Емельяна берут под караул, но ничего не говорили, только сильно плакали…

В Яицком городке капитан Маврин затеял выставление Пугачева перед всеми жительствующими, «дабы разоблачить его, яко обманщика». И тут оказалось, что рядовые казаки еще весьма расположены к своему предводителю.

Из донесения капитана С. Маврина П. С. Потемкину:

«Ваше превосходительство, не видя, чувствовать сего не можем, что тут казаки делали, были почти вне уме, ибо, как видно, и тут еще в мыслях очарованы были».

Не такая уж «тишина» стояла в городке, как докладывал комендант Симонов. Приметя явное сочувствие к Пугачеву рядовых казаков, Маврин пресек показ пленника народу.

А 16 сентября в городок прибыл А. В. Суворов, чтобы доставить Пугачева в Симбирск. Через несколько дней в непогоду — дождь и слякоть — Пугачева, скованного по рукам и ногам, посадили в деревянную клетку и на двухколесной колымаге повезли под усиленным конвоем. 1 октября к вечеру он был доставлен в Симбирск.

Утром 2 октября в Симбирск прикатил из Москвы граф Панин. Здесь уже находились П. С. Потемкин и полковник Михельсон. Панин приказал привести к нему пленника.

Так народный вождь оказался перед «главным усмирителем».