И время остановилось

– Папа! Уже почти два месяца, как я ушла от Флориана. Мне необходимо собраться с силами, чтобы вновь обрести себя, но для этого вы все должны прекратить относиться ко мне как к хрупкой безделушке. Договорились? – закончила она, с вызовом вздернув подбородок.

Я не могла выговорить ни слова, боясь заплакать, поэтому лишь взволнованно улыбнулась в ответ. Как же я гордилась тем, что она готова начать все сначала, несмотря на пережитое!

– Договорились, – сдался Лулу.

Аннетт ободряюще похлопала его по руке. И тут голос Тима призвал нас вернуться в реальность:

– Так что, мы будем есть десерт?

14

Я надеялась этой ночью добрать часы сна, потерянные в предыдущую, но не тут-то было. Пока весь дом мирно посапывал, мой мозг, похоже, твердо вознамерился детально разобраться с событиями минувшего дня. Мамины планы обнадеживали меня на счет ее душевного состояния, но я понятия не имела, что думать о существовании в нашей семье Аурелии.

Меня это так грызло, что я едва не вылезла из постели, чтобы продолжить чтение ее дневника. Меня останавливало лишь присутствие Лулу в соседней комнате: не дай Бог он встанет по нужде и застукает меня с дневником в руках.

А пока я продолжала ломать голову над тем, почему имя Аурелии оказалось вычеркнуто из семейной истории. Сколько я ни рылась в памяти, в ней не всплывало ни единого намека. Мне даже пришла мысль, что, возможно, ее сердце, разбитое отъездом Антуана, не выдержало и она совершила роковой поступок, бросившись в реку. После чего Мари, сама не своя от горя, отдалась немецкому солдату… Нет, не сходится – Аурелия и дальше вела дневник. Неподвижно лежа в тишине, я позволила своим мыслям беспорядочно блуждать, пока ближе к двум ночи меня наконец не одолел сон.

Излишне говорить, что утреннее пробуждение было тяжелым. Я отвезла Тима в школу и, вернувшись домой, присела рядом с дедушкой, в одиночестве поглощавшим свой завтрак на свежем воздухе.

– Мама еще не вставала?

– Нет, похоже, она намерена проспать до обеда.

Вот незадача. Я-то собиралась прямо с утра обсудить щекотливую тему шкатулки и надеялась, что мама будет рядом, поддерживая меня в этот роковой момент.

Я беспокойно заерзала на стуле, а дедушка продолжил:

– Ей нужно хорошенько отдохнуть после вчерашнего вечера, она отвыкла от такого.

Он был прав, конечно. Пусть я и не представляла в полной мере, через что прошла мама, нетрудно было предположить, что переезд из места, где она жила в изоляции и страхе, в мой дом, где царило веселье и все время толпился народ, мог несколько выбить ее из колеи.

– Да, для нее это серьезная перемена. В любом случае то, что она хочет снова выйти на работу, – хороший знак.

– Согласен, но нам стоит быть начеку. В ближайшие дни ее настроение может резко перемениться.

– То есть?

Он поставил свою кружку и прокашлялся.

– Ну, я тут кое-что почитал о семейном насилии. В один день женщина готова горы свернуть, а на следующий чувствует себя совершенно подавленной. Так работают механизмы восстановления.

– Ясно, в конечном счете это похоже на траур. То есть совсем другое, конечно, но я прошла через такие перепады после… после смерти Бастьена.

После моих слов повисла короткая пауза.

– Я не хотел бередить тяжелые воспоминания, – извинился дедушка.

– Ничего, все в порядке.

Имя Бастьена, когда я произносила его вслух, все еще звучало для меня немного странно, но я больше не чувствовала той невыносимой боли, что разрывала мне сердце при мысли о нем в первые два года после потери. Пусть Бастьен оставил неизгладимый след в моей душе, – можно ли до конца оправиться от смерти своей первой любви? – я больше не могла предаваться той же печали, вспоминая путь, проделанный рука об руку с Тимом, и тот свет, который Бастьен оставил после себя, словно самый чудесный из даров.

– Ладно, – подытожил дедушка. – Предлагаю разбудить твою мать через час, если она еще не вылезет из постели. Лучше не терять бдительности.

– Да, ты прав. Спасибо за все, что ты для нее делаешь.

Он пожал плечами с напускным безразличием, но меня это не обмануло: я видела, что он тронут. По правде говоря, я была поражена тем, что ему удалось предать забвению восемь лет их взаимного молчания, чтобы помочь ей прийти в себя. Зная характер Лулу, я на это особо не рассчитывала. Эти мысли неизбежно вернули меня к находке на чердаке. Лучше уж рассказать ему все прямо сейчас и покончить с этим. С языка начали срываться первые слова:

– Лулу, я…

Фраза натолкнулась на барьер моих губ и сделала не слишком достойный разворот. Я умолкла, уже жалея, что открыла рот. Дедушка вопросительно смотрел на меня.

– Вообще-то я должна заплатить Полин за клубнику. Вчера руки не дошли.