И время остановилось

– Я приеду к вам завтра утром. Вряд ли самолеты вернутся, но на всякий случай не зажигайте света вечером, чтобы вас не засекли сверху.

Аурелия неохотно последовала за отцом. После пережитого ужаса она все бы отдала, чтобы погрузиться в ванну и успокоить нервы настойкой флердоранжа, а не отправляться к мэру.

– Спорим, Рабье убежал домой и спрятался, – ворчала она, пока Леандр выруливал на дорогу на своем «Бугатти». – Этот человек трус.

– Я знаю, что ты его не слишком жалуешь, но он совсем не так труслив, как тебе кажется.

Аурелия раздраженно махнула рукой.

– Сразу видно, что тебя здесь не было, когда он выгнал цирк в том году! Только потому, что Толстый Бебер устроил истерику.

– И не совсем на пустом месте, если я правильно понял. Его сестра была скомпрометирована, она могла оказаться беременной. Октав не мог допустить, чтобы это переросло в самосуд или чтобы другие девушки позволили вскружить себе голову.

Хотя отец и не знал о ее истории с Антуаном, Аурелия почувствовала, что краснеет.

– Почему ты вечно защищаешь Рабье? – спросила она, пытаясь скрыть свое смущение.

– Потому что он неплохой человек. Мы вместе учились в школе, он был веселым и рассудительным парнем. Хотел стать священником, но семья этому воспротивилась, так как он был старшим сыном. Его отец и дед были нотариусом и мэром, и от него ждали, что он подхватит эстафету. В итоге его тяготит жизнь, которую он не выбирал.

– Ну… Лучше бы ему позволили стать священником, – пробормотала Аурелия.

Въехав в город, они замолчали – вокруг было непривычно тихо. Пустынные улицы поражали своим спокойствием, лишь из какого-то приоткрытого окна доносилась песня Люсьен Буайе «Parlez-moi d’amour»[30].

– Похоже, не только мы перепугались, – вздохнул Леандр, когда они остановились на площади перед ратушей.

Октав Рабье с удрученным видом принял их в своем кабинете. Невысокий кругленький мужчина протянул Леандру бокал с коньяком, потом налил себе тоже. Седина в его волосах была заметна как никогда.

– Полагаю, ты слышал, как самолеты люфтваффе пролетели над городом? – осведомился отец Аурелии.

По лицу мэра пробежала короткая судорога, он сел в кресло и принялся медленно вращать спиртное в бокале.

– Еще бы! – ответил он, нервно дергая ртом. – Я был на улице, когда пролетели самолеты. Мы все укрылись у Чик-Чирика, началась настоящая паника. Двое или трое молодых ребят утверждали, что это привет от Муссолини.

– Итальянцы? Но почему? – удивилась Аурелия.

Мэр залпом проглотил коньяк и проговорил усталым хриплым голосом:

– С тех пор, как десять дней назад их проклятый засранец дуче объявил нам войну, люди видят итальяшек повсюду. Сволочные макаронники, легко встать на сторону победителя… Да, ты очень кстати явился, Леандр, я как раз собирался ехать к тебе. Новости не самые радостные.

Аурелия увидела, как отец напряженно выпрямился на стуле.

– Даже так? Радио и телефонные линии с утра выдавали одни помехи, так что я, признаюсь, совершенно не в курсе.

Сложив руки на груди, мэр испустил тяжелый вздох.

– После вчерашней бомбардировки Шатору на рассвете был объявлен открытым городом. И туда сразу же вошли немецкие танки.

– Боже правый! – выдохнула Аурелия.

Она не верила своим ушам. Не может быть!

– И это еще не все, – продолжил Рабье. – Части 3-го батальона и 21-го полка алжирских стрелков только что встали лагерем рядом с Шатийоном, на старой ферме Перренов в Ормо. По их словам, завтра там появятся немецкие войска, и они намерены дать бой.

– Они что, с ума сошли? – вскочил Леандр. – У них недостаточно сил!

У мэра поникли плечи.

– Увы, я прекрасно это знаю. Вместе с группой жителей я отправился уговаривать их уйти, но тщетно. Они желают биться до конца.

Вцепившись в подлокотники кресла, Аурелия нахмурилась.

– Я не понимаю, мне казалось, что наша армия сдалась.

– За исключением некоторых храбрых солдат, – уточнил Леандр. – Вот только это гиблое дело, мы не сможем сдерживать продвижение нацистов.

Аурелия удивленно взглянула на отца. Что на него нашло, откуда эти пораженческие речи? Разве не он еще вчера рукоплескал де Голлю, читая его воззвание? Она не успела попросить более подробных объяснений, потому что Леандр продолжил, обращаясь к мэру:

– Нужно эвакуировать город, Октав. Сражение может иметь тяжелые последствия.

Тот налил себе второй бокал коньяка.

– Слишком поздно, всех уже не предупредить. В любом случае многие семьи уже покинули город, узнав, что французские части отказываются уходить. Мы вряд ли можем что-то сделать.

Он выглядел подавленным, его бегающие глаза старались не встречаться со взглядом Леандра. Что за жалкое зрелище представлял собой этот «избранник народа»! Аурелия едва сдержалась, чтобы не бросить ему в лицо презрительное замечание. Ее отец уже поднялся, собираясь уходить.

– Ближайшие часы станут решающими, Октав, – сказал он, задержавшись в дверях. – Надеюсь, ты сумеешь принять верные решения для общего блага.

Словно придавленный гнетом слишком тяжелого для него бремени, Рабье медленно наклонил голову.