И все небо для нас

– Мне не хочется куда-то идти, – нехотя признаюсь. – Я думала, что мы с дядей отойдем куда-нибудь недалеко и я смогу порисовать.

– Знаю, что художники не очень-то любят, когда их об этом просят, но нарисуй меня.

– Ты уверен? – усмехаюсь.

Бедняга. Он еще не знает, о чем просит.

– Что, не подхожу на роль натурщика?

– Дело не в этом.

Лучше признаюсь сразу, тогда он отстанет:

– У меня плохо получаются мужские фигуры. Вот прям совсем.

– Тренируйся, рисуя меня.

В другой ситуации я бы долго обдумывала его предложение.

– Только не жалуйся, что первые три сотни, если не тысячи, твоих портретов получатся уродскими.

– Я думаю, ты преуменьшаешь свои таланты. – Гордей поднимает стакан с остатками газировки: – За начало сотрудничества! – И допивает.

* * *

Мы решили никуда не ходить и расположились в комнате Гордея. Из мебели у него огромный шкаф, широкий рабочий стол с выдвижной боковиной и кровать. На столе лежат аккуратно свернутые куски ткани, на выдвижной части располагается швейная машинка.

– Твоя мама увлекается шитьем? – усаживаюсь в кресло-пуфик.

Оно так приятно обволакивает спину, что я могу застрять тут до самого вечера.

– Почему ты так решила?

Пожимаю плечами.

– Я.

– Что «ты»?

– Я шью. Наряды для косплея довольно дорогие, поэтому сам ими занимаюсь.

– Никогда не встречала парня, любящего шить.

– Судя по всему, ты и мир-то особо не видела, – подкалывает Гордей.

Становится обидно, хоть и понимаю, что на правду не обижаются.

– Ну? Какую позу мне принять? – меняет тему Гордей.

Сложно. Сложно вот так сказать человеку, чего ты от него хочешь, когда сам еще ничего не придумал.

– Лучше сядь, это надолго. И предупрежу сразу: первые эскизы всегда самые корявые.

– А кепку не хочешь снять?

Блин, у меня же целое гнездо под ней.

– Нет.

– Твое право. Но что-то мне подсказывает, что ты зря комплексуешь.

Пока он говорит, делаю набросок.

– Ты прав, у меня есть комплексы. Но от них не так-то просто избавиться. – И добавляю вполголоса: – Как и от прыщей.

– Значит, я помогу тебе от них избавиться. И от комплексов, и от прыщей. – Гордей улыбается без издевки, искренне.

И почему меня всегда окружают чудилы? Сначала дядя, теперь он.

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты странный?

– Постоянно.

Опускаю глаза и продолжаю выводить линии. Улыбка трогает мои губы. Надеюсь, Гордей этого не заметил.

* * *

Сидим в комнате до самого ужина. Прервавшись, и он, и я потягиваемся. Косточки Гордея хрустят громче.

– Пойдем поедим щавелевый суп. – Он раскрывает дверь и пропускает меня.

– Ничего, что я буду есть у тебя? Может, мне лучше сходить к дяде?

– Это же просто суп, – Гордей качает головой. – Или ты думаешь, что я тебя отравлю?

Он ставит кастрюлю на плиту. Озираюсь в поисках микроволновки, но ее нет.

– Не ищи, мы всегда все на плите подогреваем. Так еда не теряет влагу, – не оборачиваясь, поясняет Гордей.

– А твоя мама не спустится на ужин?

– Она ест по расписанию, а оно зависит от работы. Мама очень занятая. – Гордей улыбается. Его распирает от гордости, даже осанка изменилась: расправил плечи, чуть вскинул подбородок.

Пока он помешивает суп, разглядываю кухню. Повсюду расставлены баночки с приправами, расписанные вручную. Достаю блокнот и делаю быстрый скетч горшочков.

– Их мама слепила. Она дизайнер интерьеров. Еще она любит лепить из глины, коллекционирует хендмейд-украшения и много чего еще.

Мне тоже хочется похвастаться своей мамой, но вовремя прикрываю рот. Все, что у меня от нее осталось, это воспоминания. В них она всегда работала до поздней ночи, забирала меня из садика последней и едва находила время, чтобы провести со мной праздники и дни рождения. Но когда ей это удавалось, я была самым счастливым ребенком в мире.

Смахиваю слезу и отвожу взгляд в сторону раскрытого окна. На подоконнике стоят горшочки с прорастающей зеленью.

– Осторожно, горячий. – Гордей ставит передо мной наполненную тарелку.

Пряный аромат и тепло пробуждают аппетит.

– Спасибо. – Берусь за ложку, но не начинаю есть, пока Гордей не садится на свое место. – Спасибо, что помог мне ночью. Без тебя я бы не справилась.

Гордей кивает на мою тарелку и с улыбкой говорит:

– Ешь, а то остынет и будет невкусно.

Чувство, будто только что исповедалась.

* * *

Гордей приводит меня к дому дяди. Медлю. Возвращаться не тянет, а навязываться новому знакомому – плохая идея. Если он перестанет со мной общаться, взвою от скуки. Здесь толком пойти некуда, а с другими ровесниками познакомлюсь только осенью. Вглядываюсь в окна.

– Не хочешь домой? – спрашивает Гордей.

Киваю.

– Почему?

– Что тебе известно о нашей, м-м, ситуации?

Пожевывая губу, Гордей отвечает:

– Вы с младшей сестрой теперь живете у дяди. Все.

Собираюсь поделиться смешанными чувствами к дяде и его жене, но вовремя одергиваю себя. Не надо втягивать Гордея в личную драму. Уверена, у него своих проблем хватает.

– Да просто не хочу, и все.

– Притворюсь, что поверил. Ладно, я пошел.

Махнув рукой, он уходит. Сажусь на невысоком холме и под темнеющим небом зарисовываю дом.