И все небо для нас

– И густые. Приятные на ощупь. – Гордей опускает руку. – Меньше думай об окружающих и больше о себе. А еще… – Он окидывает собравшихся взглядом, чтобы убедиться, что они не подслушивают, и просит: – Распусти вечером косу, хочу посмотреть на волны.

Пока я подбираю в уме подходящий ответ, Мила хватает Гордея за руку и поворачивает к себе.

– А почему тебя так зовут? – интересуется сестра, увлеченно рассматривающая его руки.

Невольно и я обращаю на них внимание. Ногти аккуратно подпилены и покрыты слоем прозрачного лака, отчего поблескивают.

– И почему ты класишь ногти?

Гордей добродушно смеется.

– Мне нравится, когда руки выглядят аккуратно. А имя мне такое мама выбрала.

– А почему твоя мама выблала такое стланное имя?

– Когда мое имя набирали на клавиатуре, опечатались, и вместо Гордеца получился Гордей. – Он поворачивается ко мне и шепчет так, чтобы сестра не слышала: – Забавная история, да? Я ее только что придумал.

Уголки губ приподнимаются. Рядом с ним невозможно не улыбаться. Иногда он светится ярче солнца. Надеюсь, его свет не ослепит, если я подберусь слишком близко.

– А меня мама так назвала, потому что имя Людмила милое, – хвастается сестра. – А Велу потому, что она подалила ей велу в людей.

Не раз слышала эту историю, но теперь, из уст Милы, она звучит так странно. Непонятная тревога селится в душе.

– Эй, все нормально? – Гордей касается мизинцем моего предплечья.

Отстраненно киваю. Сегодня праздник Ирмы, а я только и думаю, что день рождения мамы в этом году мы встретим без нее. Слезы щиплют глаза.

– Простите, я выйду ненадолго. – Встаю из-за стола и выхожу из дома.

Прячусь за стеной мастерской и сажусь на корточки. Растираю слезы по лицу, шмыгаю носом. Никогда не была плаксой, но теперь от любой мысли о маме глаза мокнут, сердце щемит, дыхание сбивается.

– Хреново? – спрашивает Гордей.

Вздрагиваю, но больше не прячу лицо. Исподлобья гляжу на него, как он присаживается рядом на землю и прислоняется спиной к стене.

– Хреново.

– Хочешь, отпрошу нас и пойдем погуляем?

До чего же заманчивое предложение. Уйти от праздничной суеты и побыть наедине с природой. Почти соглашаюсь, как вдруг вспоминаю сначала просьбу Тихона, а потом слова Ирмы. Я и так доставила им немало хлопот, а теперь еще и один день с ними провести не могу.

– Нет, – решительно шмыгаю носом, – сегодня нельзя. Я обещала.

Гордей понимающе кивает. С тех пор как мы подружились, он ни разу не спросил, почему я периодически впадаю в уныние. Уверена, что он замечал, как у меня слезятся глаза, но притворялся, будто не видит.

– Почему ты все еще общаешься со мной? – сипло спрашиваю я.

– Что ты имеешь в виду?

– Я самая обычная плаксивая шестнадцатилетка, а ты – уникум. Разве ребята с вашей планеты общаются с такими экземплярами, как мы?

Гордей задорно смеется.

– Я тоже самый обычный, Вера. Мои странные привычки не делают меня особенным. Ткни в меня вилкой, и кровь у меня пойдет такого же цвета, как у всех.

– Сдурел? Не буду я в тебя ничем тыкать, – фыркаю.

– Вот и отлично. Ты повеселела. – Гордей встает и протягивает руку. – Давай поднимайся. Пойдем.

Берусь за его ладонь, встаю и отряхиваю одежду.

– А ты правда вегетарианец? – невзначай интересуюсь.

– Ага.

– Почему?

– Сначала я сильно болел и сидел на диете, а потом просто привык. Да и не хочется снова оказаться в больнице из-за куска мяса.

И как он выживает летом, когда все вокруг жарят шашлыки?

Мы неторопливо возвращаемся к дому. Заметив незнакомых людей, останавливаюсь и приглядываюсь: это седовласые мужчина и женщина. Увидев нас с Гордеем, они переглядываются. Мужчина, сузив глаза, всматривается в лицо Гордея.

– Господи! – ахает женщина, едва не уронив тряпичную сумку. – Ты так похожа на Наденьку!

8

Похоже, это родители мамы, – объясняю, хотя Гордей не спрашивал.

Фамильные черты сильно выделяются у обоих: густые волосы бабушки и дерзкие светлые глаза деда.

– Верочка, дай хотя бы погляжу на тебя. – Бабушка трогает меня за руки, тискает щеки, приглаживает мои волосы и брови. – Ну, точно Наденька. Семен, глянь скорее!

Дед нехотя встает рядом, недобро косится на Гордея, потом с прищуром вглядывается в мое лицо. Краснею. Ненавижу неожиданные встречи. К ним не успеваешь подготовиться.

– Да, похожа, – признаёт Семен. – Тома, пора бы уже…

– Вера, ты куда пропала? – На пороге появляется дядя. Он подходит, удивленно рассматривая гостей. – Мам, пап, почему не предупредили?

– По кочану. – Дед резко вручает сумку Тихону. – Проводи мать, она устала с дороги.

Окинув меня презрительным взглядом, Семен заходит в дом.

– Как я рада видеть вас обоих! – Тамара улыбается, не обнажая зубов.

Теперь, когда дядя рядом, семейное сходство очевидно. Не хватает только моей мамы, вместо которой теперь я. Мила пошла не в нас: она всегда широко улыбается, не обращая внимания ни на шатающиеся зубы, ни на временные дырки вместо них. Интересно, почему нам не нашлось места в их семье? Почему маму не пускали к папе? Куда он исчез после моего рождения?