И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Не стоит сводить к цифрам столь душераздирающие трагедии, однако, по приблизительным подсчетам, в первые же десять суток было подтверждено двадцать пять тысяч жертв (хотя действительное число погибших было, вероятно, еще выше), сорок тысяч были спасены из-под завалов, а около полумиллиона лишились крова в городах и деревнях [Alderson 1989]. Что же касается ущерба, нанесенного городам, то тут мнения расходятся, в силу того что в советских отчетах больше внимания уделялось качеству строительных технологий, применявшихся при возведении новых высоток. Пьер Верлюиз пишет, что здания, возведенные как до, так и после 1950 года, в равной степени могли защитить горожан. Невысокие, добротно сложенные дома проявили себя не хуже недавних «панельных, высотой от девяти до шестнадцати этажей» [Verluise 1995: 27]. Это утверждение небесспорно, однако снимки с воздуха действительно показывают по устоявшим при толчках зданиям смешанную картину. На деле же землетрясение было столь мощным, что перед ним оказались бессильны самые передовые инженерно-строительные достижения того времени.

Если Спитак и Ленинакан понесли серьезнейшие потери, то Ереван – столица республики – практически не пострадал. Но несмотря на то, что город находился за пределами активной сейсмической зоны, на его примере наиболее отчетливо видно напряжение, в самых разных формах пронизывавшее тогда всю Армению. Вечером того же дня советский фотограф Ю. М. Рост вылетел из Москвы в Ереван. Он ощущал страх соседей по салону: все уже знали о страшном землетрясении, но о судьбе тех или иных его жертв не знал практически никто. Когда самолет пролетал над Армянской АЭС, «сидевшие у иллюминаторов опасливо поежились». По счастью, «станция выглядела непострадавшей»; это впечатление в дальнейшем окажется верным [Rost 1990: 96].

Сойдя в Ереване, Рост не заметил в городе «никаких признаков землетрясения» [Rost 1990: 97]. Стихия миловала и без того политически неспокойный город. Рост был поражен обилием бронетехники на улицах, к ночи абсолютно опустевших, – сценарий после мощного землетрясения маловероятный. Несмотря на видимое спокойствие, столичный Ереван был вынужден не толь ко оперативно осуществлять спасательные мероприятия в зоне бедствия, но и проводить военные операции, связанные с этническими конфликтами. Еще в аэропорту Рост был поражен нескончаемой вереницей вертолетов, прибывавших из Спитака с изуродованными телами жертв [Rost 1990: 101]. Словом, несмотря на видимость покоя, о нем Ереван мог только мечтать.

Горбачев в это время находился с визитом в Нью-Йорке: генсек готовился выступить с речью в ООН и попытаться наладить диалог с администрацией недавно избранного Джорджа Буша – старшего. Даже если ему докладывали о протестующих неподалеку от его резиденции армянах, он вряд ли тогда мог предположить, что сам вскоре отправится в Армению. Выступление в ООН состоялось уже после землетрясения, но дальнейшую программу поездки – переговоры в Штатах, визиты на Кубу и в Великобританию – пришлось спешно отменять[618]. Если в Нью-Йорке Горбачева встречали радушием и фанфарами, то в Армении он тут же увяз в этнических, региональных и общегосударственных политических перипетиях.

Брежнев, прилетев в 1966 году с Косыгиным в Ташкент, выступил с пламенной речью в самом сердце пострадавшего города. Но поскольку в Армении землетрясение поразило огромную территорию, Горбачев не мог приехать в некий эпицентр, где бы он – в том самом советском духе – мог обратиться к жителям и пообещать, что все разрушенное будет вскоре заново отстроено; вместо этого ему пришлось самолично проехать от одного разрушенного города к другому, чтобы на месте оценить сложившуюся ситуацию. Глава Совмина Н. И. Рыжков прибыл в Армению еще прежде, чем Михаил и Раиса Горбачевы вылетели обратно через Атлантику. Отправляясь встречать генсека, Рыжкову пришлось чуть ли не с боем требовать у чиновников вместо кортежа с лимузином выделить «красный “икарус”», более приспособленный для подобных маршрутов [Рыжков 2011: 217]. Еще более усугубляли бедственную ситуацию сразу же начавшиеся проблемы со спасательными мероприятиями. 11 декабря разбился военный самолет Ил-76, перебрасывавший солдат в Ленинакан; в катастрофе погибло семьдесят семь человек[619]. Спустя еще сутки близ переполненного ереванского аэропорта потерпел крушение садившийся югославский военный борт, везший медикаменты в Спитак[620]. Поскольку Ан-26 ВВС Югославии прежде заходил на посадку в Анкаре, а советский Ил-76 следовал через Азербайджан, тут же поползли слухи о провокации и диверсии (ходил также и другой слух – что русские устроили подземный атомный взрыв, чтобы вызвать мощное землетрясение)[621].